Четвероногие санитары спасли сотни жизней. Они подползали к раненому с бинтами и морфием и ждали, пока солдат хотя бы вколет себе обезболивающее. Псы покрупнее же могли оттаскивать бойцов с поля боя.
Собаки выполняли приказы, всецело доверяя хозяину. Точно как солдаты доверяли командованию, бросавшему их в самое пекло.
Артур встал лапами на грудь лежащему на земле сержанту и принялся вылизывать его лицо — собаки делали так, чтобы привести раненого в чувства.
— Артур, уйди.
Спящий зашевелился, заёрзал, прикрывая руками лицо и пытаясь увернуться от настойчивой собачьей любви.
Чарльз рассмеялся, потрепав пса по холке.
— Молодец, мой мальчик, — он протянул Артуру лакомство, которое тот слизнул прямо с ладони. — А тебе пора просыпаться, мы выдвигаемся.
Эрик сонно отмахнулся и кое-как сел. Он никогда не дремал на вахте, но после засыпал, как младенец. И Чарльз, если не мог до него достучаться, подсылал Артура, чей метод работал безотказно.
— Обещаю, что когда мы захватим Париж, я угощу тебя лучшими круассанами. И мы будем спать столько, сколько потребуется. Уверен, немцы вот-вот сдадутся. Рождество мы будем справлять дома.
Эрик ничего не ответил, рассеянно почёсывая собаку за ухом. Он не раз слышал эти заверения, но не верил в них. Эрик, измотанный и исхудавший, со стёртыми в кровь ногами, мозолями на пальцах и несмываемой сажей на щеках, чуял нутром, что немцы, чья кровь кипела в его жилах и запекалась на руках, просто не сдадутся.
Но он никогда не расстроил бы этим Чарльза.
***
«23 августа 1944 года,
среда
Воды реки окрасились в цвет бордо. Он рассказал, что прах Жанны Д’арк развеяли над Сеной, чтобы его унесло в море, подальше от Франции.
Сегодня над Сеной развеют пепел других».
========== Глава седьмая ==========
— Париж осквернён, Париж сломлен, Париж измучен, но Париж свободен!
Эта фраза, произнесённая генералом Де Голлем, разлетелась по всему миру. Сопротивление, возникшее в конце августа в Париже, уже ничего не смогло изменить. Предатели были казнены, последние немецкие войска отступили через Сену 30 августа.
Эрик никогда не видел Париж, он не представлял, как выглядит Эйфелева башня, о которой только все и говорили. Во время своего пребывания в столице Франции Гитлер не поднялся на самый верх этого уродливого стального строения: лифт оказался сломан — нарочно — и преодолевать около двух тысяч ступеней в одну сторону фюрер отказался. Сейчас солдаты рассказывали, что это был знак. Нетронутый символ Франции принёс союзникам победу.
Эрик смутно помнил череду городов, через которые они шли, изредка — ехали, когда только оставили родной дом в Берлине. Но он до сих пор чувствовал вкус сладкой булочки, которой его угостил сердобольный уличный торговец. Эрик отламывал от выпечки крохотные кусочки и отправлял их в рот грязными пальцами, улыбаясь.
Маленький Эрик спал головой на коленях матери, когда они, наконец, опять садились в поезд и продолжали путь. Достигнув порта, он впервые ощутил солёный морской воздух на губах и лице.
Теперь он снова двигался — вперёд или назад, бежал или шёл, полз или крался, но никогда не задерживался на одном месте надолго. Эрик, принимая благодарность простых горожан, вновь ел дрожащими пальцами выпечку — засохший хлеб и мясо из консервной банки, неуклюже вспоротой ножом.
И он был счастлив. Он дышал полной грудью.
Им позволили перерыв, всего несколько дней. Освободителей приветствовали, им были признательны. Париж свободен!
Эрик вошёл в горячую воду, и она омыла его тело, забирая с собой месяцы долгих сражений. Он мечтал о душе с первого часа высадки, когда сажа облепила его потное от бега лицо и кровь товарищей залила руки.
Его подстригла хозяйка дома, в котором Эрика расквартировали вместе с Чарльзом и другими ребятами, она же постирала и погладила их вещи. Он переоделся в форменный китель, теперь пахнущий домашним уютом, и Эрику показалось, что он вернулся обратно в Йорк — с минуты на минуту в комнату ворвётся Чарльз и позовёт его на танцы.
— Эрик? Иди сюда! Пойдём скорее, я хочу кое-что тебе показать!
Чарльз запыхался. Он поманил друга за собой и выбежал на улицу. И одним махом запрыгнул на мотоцикл, который стоял у самого крыльца. Чарльз похлопал по кожаному сидению, с деловым видом приглашая сесть рядом.
— Где ты его достал? — Эрик не поверил своим глазам, замедлив шаг.
— Это не важно, друг мой. Поехали!
Эрик замер в нерешительности, но всё же перекинул ногу, садясь на место водителя. Он взял очки, которые передал ему Чарльз, и завёл двигатель.
Ветер свистел в ушах, но радостный смех и крики Чарльза перекрывали всё на свете. Эрик смеялся в ответ, позабыв о невзгодах. Деревня, французское название которой ускользало песком сквозь пальцы, осталась далеко позади. Они выехали на пустую дорогу и неслись вперед. Мотоцикл с коляской заносило на поворотах, рёв мотора распугивал всех птиц и животных, имевших неосторожность выбраться из леса. Бутылки с пивом, стащенные Чарльзом с кухни, весело побрякивали на каждой кочке.
Друзья остановились в поле, бросили мотоцикл в тени одинокого раскидистого дерева и, распихав бутылки по карманам, продолжили путь пешком.
Эрик тонул в ароматах. Пшеница, запах обожжённой земли и густой пыли, поднимающейся облачком от их шагов. Эрик протянул руку и коснулся ладонью высоких золотистых злаков. Изломанные и примятые, большая часть стеблей лежали, загнивая, подобно убитым солдатам, и напоминая о каждой жертве. Не напрасной.
Они шли дальше, утопая в поле, как в мягкой перине. Пшеницу сменили трава и лаванда, запах которой кружил голову. Чарльз остановился первым, расстегнул и снял китель, чтобы расстелить его на примятых цветах. Он сел и открыл ещё прохладную бутылку, делая несколько крупных глотков.
Эрик опустился рядом. Он медленно расстёгивал пуговицы, шумно и жадно вдыхал раскалённый воздух. На лугах больше не пахло порохом и кровью. Здесь пахло покоем.
Эрик откинулся на спину и закинул руки за голову. Он смотрел на небо — лазурное, без единого облачка, после — на Чарльза, разглядывая его профиль. Друзья молчали.
Эрик повернулся на бок. Он сорвал крохотный цветок — голубые, синие, фиолетовые лепестки завораживали своей простотой — и принялся беспечно крутить его в пальцах.
Лицо Чарльза тронула тень улыбки.
— Это василёк, — шепнул он, рискнув нарушить молчание. — Рейвен любила собирать в детстве цветы. Они с мамой составляли красивые букеты и расставляли их по комнатам. Но когда Рейвен уехала в школу, это прекратилось.
Эрик осторожно просунул тонкий стебелёк в отросшие локоны Чарльза, лежавшие крупной волной. Чарльз смотрел внимательно, чутко, и цветок, запутавшийся в волосах, оттенял его глаза, привнося в них новые краски.
Чарльз придвинулся ближе, и Эрик услышал, как глухо стучит чужое сердце под тонкой тканью рубашки. Чарльз поймал его ладонь и сжал, заботливо поглаживая грубые от службы пальцы, тронул мозоль, появившуюся из-за винтовки. Эрик прижался к его лбу своим и прикрыл глаза.
Их губы встретились — без спешки и суеты. Чарльз целовал увереннее, прихватывая, лаская, — Эрик изучал, пробуя на вкус, аккуратно и отчасти боязливо.
Они целовались, пока раскрасневшиеся и припухшие губы не начало саднить. А затем лежали на цветочном ковре, прильнув друг к другу и прислушиваясь к пению птиц. Эрик перебирал шелковистые пряди — Чарльз то и дело касался его груди, крутя мелкие пуговицы. Они обнялись, Чарльз уткнулся носом в горячую шею Эрика и закрыл глаза.