Я достал несколько пар носков. Форма никуда не годится, но утепляться нечем. Выменял пару пачек сигарет. Будем курить по одной на двоих. Он похвастался, что в госпитале ему дали шоколад. Оставим на Рождество.
Никогда не отмечал Рождество — это не мой праздник. Но он говорит, что в святую ночь сбываются мечты.
Тогда я пожелаю, чтобы мы выжили этой зимой и вернулись домой. Вместе».
Комментарий к Глава седьмая
Чарльз читает «Простую молитву» — молитву, зачастую ошибочно приписываемую Св. Франциску. До сегодняшнего дня её автор остаётся неизвестным.
========== Глава восьмая ==========
— Кажется, мы застряли тут надолго.
Эрик криво усмехнулся и вытер пот со лба. Стояла промозглая зима, однако копание траншей согревало лучше костра, горячей еды и размышлений о том, что будет после проклятых лесов. Союзники теряли позиции: едва заняв одну, они лишались другой, оборона истощилась, и казалось, что противник вот-вот явится в штаб. Доходили слухи, что немецкие танки продолжают двигаться в сторону линии защиты, а город, стоявший на их пути, окончательно сдался.
Чарльз сильнее вжал голову в плечи. Он не копал, но бегал — от одного к другому, пытаясь разыскать хоть немного медикаментов. Густой туман, окутавший лес, лишил союзников поддержки с неба, поставки задерживались и могли вовсе не прийти. У седьмой роты не было даже нормальной зимней одежды.
Они спали на голой земле, каждый в своём окопе, по двое или трое человек, прижимаясь друг к другу и заворачиваясь в тонкие шерстяные одеяла. Брезент, который собирали перед отъездом, накидывали поверх еловых веток вместо «крыши», и он был едва ли не единственной защитой от ветра, снега и заморозков. На открытой местности температура в минус десять-пятнадцать градусов могла оказаться смертельной.
— Я попробую найти третью дивизию. У меня не осталось морфия, совсем.
— Я пойду с тобой, — Эрик выбрался из ямы, бросил лопату и попросил ребят подменить его. Они рыли ров, чтобы хоть как-то задержать танки.
Чарльз подозвал собаку, пока Эрик закутывался обратно в куртку и снимал с ветки винтовку, и вскоре они двинулись вглубь леса. Эрик туже затянул шарф и уткнулся в него носом, иногда поглядывая на Чарльза, который постоянно подносил околевшие пальцы ко рту, чтобы согреть дыханием.
— Есть какие-нибудь новости?
— Никаких, друг мой. У тебя есть морфий?
— Я не распаковывал аптечку. Всё целое, — Эрик потянулся к карману, но Чарльз покачал головой.
— Нет, оставь.
Эрик пожал плечами. Так или иначе, но всякий в их роте хоть был раз ранен. Даже Чарльз — он пролежал на больничной койке несколько дней, мучительно краснея, словно в этом была его вина. Эрик же оставался неприкосновенным, будто крылья ангела-хранителя укрывали его от всяких невзгод и болезней, распространённых на фронте — они уже забыли, когда в последний раз мылись и видели нормальные медикаменты. Солдаты носили одну и ту же одежду месяцами, успев позабыть о горячем душе, свежем белье и бритье — всё это осталось во Франции, где они в последний раз наслаждались жизнью на широкую ногу.
Эрик был иначе сложен и устроен — это чувствовалось. Он был закалён и вынослив.
Они шли молча. Лес звенел, отзываясь на шаги хрустом снега под подошвой и скрипом заледеневших веток. Видимость — никакая, и Эрику приходилось идти впереди, напряжённо вглядываясь вдаль. Артур трусил позади, уткнувшись носом в землю. Чарльз замыкал процессию, несколько рассеянно оглядываясь по сторонам, порой поднимая голову и пытаясь рассмотреть небо за бесконечно высокими верхушками деревьев.
— Я так хотел оказаться на Рождество дома. А теперь, похоже, мы надолго тут застряли. Так глупо было надеяться, что…
— Однажды, — прервал неуверенный поток слов Эрик, оглянувшись, — мама рассказала мне притчу. Двоих евреев осудили и посадили в тюрьму. Один из них день и ночь молился, второй — спал. И когда первый, наконец, решился спросить почему он спит, второй ответил — потому что скоро ему понадобятся силы. Страшно было до того. А сейчас, сидя за решёткой, нет смысла опасаться.
Чарльз ускорил шаг, вслушиваясь в каждое слово Эрика. Он поравнялся с ним и повернул голову, чтобы взглянуть на друга слезящимися от холода глазами. Пар дыхания инеем оседал на ресницах и бровях.
— Мы как те пленные, Чарльз. Время страха миновало. Настало время для надежды. Скоро всё закончится, я чувствую это.
Чарльз сжал ладонь Эрика в своей и подтянул его ближе. Теперь они шли, засунув руки в один карман — Чарльза.
Несмотря на то, что разведка не дала никаких результатов, Чарльз нашёл, что искал.
***
Численность солдат продолжала таять — в отличие от снега. Морозы крепчали, и вместе с тем появлялось больше проблем: обморожения и пневмонию разбавляли серьёзные, порой смертельные ранения от бомбёжек авиации или наземной артиллерии. Однако сколько бы враг ни пытался, у него не получалось выкурить измотанные, но по-прежнему решительные дивизии союзников из леса.
Болезнь не обошла стороной и Чарльза. Он, находясь всегда в гуще событий, замерзая, недоедая, точно как и все, сдался и однажды разбудил Эрика сухим громким кашлем. Эрик тронул его влажный лоб ладонью и тут же полез в аптечку.
— Там ничего нет, Эрик, можешь не искать. Ты не вылечишь простуду морфием и не собьёшь температуру бинтами, — Чарльз горько усмехнулся и снова закашлялся, беспомощно прикрывая лицо руками. Отдышавшись, он продолжил: — Тебе лучше перебраться в другой окоп, я не хочу…
— Ты меня не заразишь. Я никогда не болею, — Эрик ещё раз пощупал мокрый лоб. — Тебя нужно отвезти в госпиталь.
— У них хватает дел, Эрик. Просто… мне надо поспать немного, всё будет хорошо. Пожалуйста, иди на улицу, ты нужен мне здоровым и невредимым.
Эрик поджал губы, но подчинился. Однако вовсе не потому, что был согласен с мнением Чарльза. Выбравшись из-под брезента, он поспешил к капитану.
— Сэр! Разрешите отправиться в город, санитар болен.
— Ксавье?
— Да, сэр. У него жар и, кажется, он начинает бредить.
Уилсон нахмурился и отложил бритву. Раз в несколько дней он совершал целый ритуал — растопив снег, брился, глядя в отражение в крохотном треснувшем зеркальце. Обычные солдаты были лишены подобной радости, некоторые даже успели отрастить бороды.
— Отвези его в госпиталь и поезжай сам. Отдохни. Мы справимся тут. Собери в городе лекарства, бери всё, что может пригодиться. Нам обещали снабжение, но мы можем прождать его ещё несколько недель.
— Есть, сэр!
— Скажи радисту, чтобы вызвал автомобиль.
Эрик отдал честь и вышел прочь. Командование располагалось чуть глубже в лесу; штаб построили из балок, накрыв крышу еловыми ветками, чтобы внутрь не залетал снег.
Он поднял голову и прищурился. Казалось, сегодня был первый солнечный день, но лучи не грели, сильнее обычного слепя глаза серебром снега. Эрик поспешил к радисту, затем — обратно в убежище, и ловко проскользнул внутрь.
Чарльз спал, свернувшись под двумя одеялами, и никак не отреагировал на возвращение Эрика. Только Артур, лежавший на ногах хозяина, поднял голову и вздохнул так тяжело, будто в полной мере понимал сложившуюся ситуацию.
Эрик снял каску и потёр глаза. Под брезентом было душно и сыро, воздух — затхлый, как в могиле. Просидев неподвижно несколько долгих минут, Эрик всё-таки решился разбудить друга, осторожно потрепав по плечу и погладив по щеке, лбу. Чарльз сморщил нос и разлепил глаза, но тут же их закрыл, тихо застонав.
— Уилсон распорядился, чтобы я отвёз тебя в лазарет. Кэссиди останется за…
— Эрик, Эрик, — Чарльз опять закашлялся, перебив его. — Это всего лишь простуда, я не умру, а вот без второго медика что-нибудь может случиться.
— У тебя жар, Чарльз, тебе нужно выспаться и несколько дней полежать на нормальной кровати. Капитан отстранил нас от службы до твоего выздоровления, меня в том числе, поэтому нет смысла сопротивляться. Из города должна прийти машина, я всегда буду рядом.