Но Чарльз был непреклонен. Взяв Эрика цепкой хваткой за локоть, он повёл его за сцену — там, по крайней мере, было безлюдно.
— Это несложно, друг мой. Нужно чувствовать мелодию, её ритм. Будет проще, если считать. Раз-два, три-четыре. Раз-два, три-четыре.
Чарльз протянул руки. Разница в росте совсем не мешала ему вести. Эрик, сосредоточенно хмурясь, едва заметно шевелил губами и отсчитывал ритм — это действительно было нетрудно. Следить за ногами и не отдавить их партнёру было гораздо сложнее.
— Эрик, Эрик. Ты слишком напряжён. Расслабь плечи. Раз-два…
Они повторили с начала и описали большой круг. С каждым новым шагом лицо Эрика делалось светлее, а словосочетание «медленный фокстрот» звучало всё приятнее из уст Чарльза, продолжающего рассказывать — на этот раз о музыке и танце.
— На самом деле фокстрот давно вышел из моды, — Чарльз, отстраняясь, неожиданно расхохотался. — Но когда ты устанешь от свинга, фокстрот — это твой шанс. Танцуя свинг, просто двигайся. Как угодно, но ты должен помнить — останавливаться нельзя!
Эрик не мог не улыбаться, глядя на Чарльза. Он не переставал удивляться тому, как этот неловкий мальчишка, запинающийся на полосе препятствий, может так лихо танцевать и чётко попадать в такт музыке, звучавшей со сцены. Но Эрик не повторял, он просто смотрел, любовался, покачивался из стороны в сторону. Мелодия заражала своей энергией, ей хотелось отдаться целиком, нырнуть с головой и погрузиться в пучину безграничного удовольствия — это была та жизнь, о которой никто не слышал в Уитби.
И он поддался.
Руки Чарльза, влажные от жары, сжимали ладони Эрика и заставляли крутиться, а его смех, казалось, был громче самой музыки.
Они рухнули на траву под раскидистым деревом, у которого Эрик застенчиво курил всего лишь полчаса назад, и попытались отдышаться. Чарльз, раскрасневшись сильнее обычного, запыхавшимся голосом пообещал: они танцуют не последний раз.
Домой они попали к обеду — уставшие, голодные, взлохмаченные. Эрик долго приглаживал волосы и поправлял китель у зеркала в парадной, беспокойно поглядывая на почтовый ящик с фамилией «Ксавье».
По дороге Чарльз рассказал, что его мать зовут Шерон, она — скучающая домохозяйка, которая любит ночами слушать радио, а днём развлекает себя вином и готовкой. Отец, Брайан, — стоматолог, и всё время он проводит на работе или в своём домашнем кабинете. Младшая сестра, Рейвен, учится и живёт в частной школе, и приезжает домой только на праздники и каникулы. Эрик кивал на каждую реплику, то и дело поправляя галстук, будто эта встреча — самое важное событие в его жизни.
Возможно, так и было.
Семья Ксавье жила в просторной квартире, ухоженной и очень аккуратной. Обедать садились втроём: Чарльз, оттирающий от щеки след помады, смущённый заботой Эрик и Шерон, с деланным спокойствием разливающая по тарелкам наваристый суп.
— Надеюсь, ты не против спать со мной, — шепнул Чарльз, когда они, наконец, встали из-за стола. Шерон не дала им даже отнести в комнату вещи, с порога отправив мыть руки. — Мама предлагала положить тебя в комнате Рейвен, но… В гостиную лучше не соваться, мама плохо спит ночами и ты не сможешь уснуть. А у меня большая кровать. Если хочешь, я могу лечь на полу.
Чарльз покраснел и рассеянно потёр затылок.
— Я могу спать где угодно. Просто дай мне одеяло, — Эрик улыбнулся в ответ и равнодушно пожал плечами. Чуть задумавшись, он строго добавил: — Но при одном условии. Ты не будешь будить меня в пять утра.
Эрик наслаждался покоем, стоя под струями воды. Его тело гудело и ныло после множества тренировок, походов, бокса. Домашняя одежда, уютная и приятная на ощупь, казалась заслуженной наградой, точно как и горячий душ — Эрик проторчал в ванной целую вечность.
Усталость навалилась на плечи в одночасье. Ещё никогда накрахмаленные наволочки не были такими мягкими — Эрик не успел ничего сказать и заснул, едва его голова коснулась подушки.
Он не заметил, как Чарльз накрыл его одеялом и плотнее задёрнул шторы, чтобы послеобеденное солнце не било в глаза.
Спросонья Эрику показалось, что он вернулся домой.
***
Кинотеатр под открытым небом не мог похвастаться обширной коллекцией. Поздним вечером там крутили «Это случилось однажды ночью» с Кларком Гейблом и Клодетт Колбер; фильм вышел в прокат около четырёх лет назад, однако до сих пор пользовался популярностью.
Эрик не особо разбирался в кино. Пару раз в месяц им показывали фильмы, в основном документальные, но временами на базу привозили старые плёнки, что весьма радовало ребят, неизбалованных разнообразием армейского досуга. Выбор оставался за Чарльзом, который в итоге и предложил сеанс, купив билеты на боковые места в первом ряду.
Эрик порой косил глаза, чтобы увидеть реакцию Чарльза, — он смеялся, полностью погрузившись в фильм, но обращал всякий раз взгляд на Эрика, молча интересуясь, в чём дело. Эрик же качал головой и отворачивался к экрану.
Чарльз разбудил его, ласково потрепав по волосам, когда за окном начали сгущаться сумерки. Он сидел на краю кровати и улыбался, тихо сказав, что пора вставать, если в планы Эрика, конечно, входят горячий ужин и прогулка.
После кино они договорились заглянуть в паб и, разобравшись с несколькими пинтами, друзья разбавили местное пиво шотландским виски.
— Смотри, какой янтарный, — Чарльз разглядывал жидкость на свет. — У моей сестры глаза цвета виски, как тебе такой оборот, а? — он усмехнулся, придвинувшись ближе, чтобы обнять Эрика за шею и шепнуть ему в ухо: — Она бы тебе понравилась. Хорошенькая. Совсем не похожа на меня, вся в маму. Может, ты захотел бы жениться на ней. Тогда мы могли бы стать ещё ближе. Стать одной семьёй, что скажешь?
— Я скажу, что ты чертовски пьян, Чарльз, — Эрик рассмеялся, отстраняясь, чтобы поймать помутневший взгляд Чарльза. Они сидели на улице под открытым небом — здесь было не так душно и шумно, как внутри, хотя и достаточно прохладно.
Опираясь друг на друга, они вернулись домой, где их встретила Шерон и лишь недовольно покачала головой. Шикнув на ребят, чтобы они вели себя потише, она принесла в комнату Чарльза горячий чай и домашнее печенье, и плотно закрыла за собой дверь.
Чарльз зажал рот рукой и сдавленно хихикнул. Он принялся раздеваться, опустившись на постель.
— Чем ты хочешь заниматься потом? — стащив брюки, он повернулся к Эрику, который бережно вешал китель на вешалку.
— Потом? Я не знаю, Чарльз. Они ведь не просто так нас призвали.
— Эрик, — Чарльз застонал, рухнув в подушки, и принялся вытаскивать из-под себя одеяло. — Эрик, я не спрашиваю, зачем они нас призвали. Я… я спрашиваю, что ты хочешь делать потом.
Эрик потушил ночник и пробрался через Чарльза к стенке, укладываясь на бок. Он поёрзал и просунул ладонь под щёку.
— Но я правда не знаю, Чарльз. Я хочу помогать людям, хочу быть действительно полезным, понимаешь?
— Ты должен переехать сюда, — прошептал Чарльз, подползая ближе. — В Йорк. Тут больше возможностей, тут… Не думай, что всё это пьяные бредни, — он фыркнул и заглянул, внимательно всматриваясь, в глаза Эрика, лицо которого серебрил свет луны. — Я не хочу тебя потерять, Эрик.
Эрик вздохнул. Ему показалось, что сердце, бешено стучавшее в груди, выдало его волнение, когда Чарльз протянул руку и скользнул ладонью по щеке. Пальцы его замерли, неощутимо погладив уголок губы.
— Я… Ты мне дорог, друг мой. Мне никто больше не нужен, — Чарльз придвинулся ещё ближе.
Эрик нежно сжал запястье Чарльза, но не оттолкнул и не попытался отстранить. Их носы соприкоснулись — и Чарльз, и Эрик вздрогнули, словно дети, начавшие познавать окружающий мир, любопытные, но боязливые.
— У меня раньше никого не было, — отозвался, наконец, Эрик, опуская глаза.