Эрик глубоко затянулся, жадно втягивая в себя горький дым. Ненависть сковала его тело, стальной хваткой вцепилась в сердце. Он швырнул сигарету на землю и сжал кулаки.
— Никакого ответа на эту ноту в назначенный срок получено не было. Отныне Англия находится в состоянии войны с Германией.
Эрик закрыл глаза. Он знал, что его мать сидит сейчас, подобно тысячам других матерей, у радиоприёмника и молится.
— Благослови вас Господь и да защитит он правое дело.
Эрик запрокинул голову, смотря в ясное небо — ему не хотелось видеть отчаяние на посеревшем от страха и ужаса лице Чарльза.
Солнце по-прежнему пригревало, бездумно лаская алую после летней жары кожу. Скоро оно сожжёт весь мир.
***
По радио всё чаще стали передавать политические и фронтовые сводки, а к 10 сентября у войны появилось имя — Вторая мировая. Великая война, охватившая мир в 1914 году, стала Первой.
По всей Британии проходили военные учения: рылись окопы, на зданиях устанавливалась зенитная артиллерия. Детей срочно эвакуировали из крупных городов в относительно безопасную сельскую местность. Выдавались противогазы, вводились карточки на продукты, одежду и бензин. Тех, кто мог работать, отправляли на заводы, которые отныне в круглосуточном режиме штамповали патроны, винтовки и самолёты.
Тренировок стало больше, а наказаний — меньше, что вовсе не было заслугой Кэндалла. Он получил повышение и покинул базу уже майором, передав командование Уилсону, также продвинувшемуся по карьерной лестнице.
У капитана Ричарда Уилсона были иные правила. Он не тратил время впустую и не изматывал солдат, прекрасно понимая, что в любую минуту их могут отправить на фронт — никто не знал, каков будет следующий шаг. Все они были пешками в руках военного кабинета.
— Я не хочу убивать.
Чарльз устало потёр глаза, слезящиеся из-за дыма. После занятий друзья устроились на опавшей листве под голым деревом и закурили. Эрик молча передал начатую сигарету и повыше поднял воротник куртки, уткнувшись в него носом.
— Я пошёл в армию сам. Это было моё решение, моя обязанность. Но я не верил… Не хотел верить, что опять будет война. Мы до сих пор не оправились, не восстановили запасы, а… Я не хочу убивать, Эрик. Я не смогу.
Чарльз сложил руки на коленях и беспомощно опустил голову. С момента объявления войны прошло чуть больше двух недель, а Франция уже продемонстрировала свою неспособность сопротивляться — крах Польши был очевиден.
Чарльз не признавал насилия, он был убеждён, что любой конфликт можно решить мирным путём. Ему не нравились занятия боксом и борьбой, он не любил стрельбу — каждая пуля, выпущенная в деревянную мишень, рано или поздно пронзит чью-то плоть. Но отказаться от службы, увильнуть он попросту не мог — это было бы неправильно, нечестно, ведь люди нуждались в нём и его знаниях. Чарльз мечтал после армии поступить в университет на отделение радиосвязи, или, может, в медицинскую академию в Лондоне, выпустившую немало знаменитых врачей.
А теперь он вынужден крепче держать винтовку и чаще стрелять.
— Я хочу уйти, Эрик. Я хочу всё бросить. Я…
— Чарльз, — Эрик придвинулся ближе и тронул замёрзшие пальцы Чарльза — тот дрожал, как осиновый лист на ветру, будто стояла минусовая температура. — Чарльз, посмотри на меня. Ты не можешь всё бросить, не сейчас. Тебя поймают за дезертирство. Ты сам говорил, что это твоё решение, неужели ты действительно хочешь всё оставить? Чарльз, которого я знаю, никогда бы этого не сделал.
Тот судорожно сглотнул и мотнул головой. Он потёр лицо ладонью и прислонился спиной к дереву, закрыв глаза.
Сердце гулко стучало в груди. Оставить армию — это предательство. Оставить друга — это ложь, отказ от времени, проведённого вместе, от всех ночных разговоров и мечтаний, планов. А дружба для Чарльза значила больше, чем служба во благо страны.
Он крепче сжал ладонь Эрика, тёплую, даже горячую, и открыл глаза.
— Рейвен написала мне, что по выходным она посещает курсы сестринского дела, они теперь обязательны. Может, я смогу перевестись в санитары? Я помогал бы людям прямо на поле боя, я…
Чарльз захлебнулся воздухом, заметив, как изменился взгляд Эрика. Мягкий до этого, он ожесточился, а глаза цвета пасмурного неба потемнели, точно от злости. Однако пальцы, всё ещё поглаживающие руку Чарльза, оставались нежны.
— Я всегда буду рядом, Эрик. Я хочу спасать людей, не убивать. Это принесёт мне мир, понимаешь? Мир, Эрик, которого больше нигде не сыскать.
Чарльз осторожно вытащил свою ладонь из руки Эрика и вновь раскурил потухшую на ветру сигарету. Он намеревался спросить у капитана Уилсона совета, а затем — написать прошение командованию. Рейвен говорила о нехватке кадров, которая остро чувствовалась сейчас, в напряжённый момент, и это увеличивало шансы Чарльза стать санитаром. То, что для этого нужно будет пройти долгую подготовку, вовсе его не пугало. Он справится, а затем вернётся в свою роту, к своему Эрику, которому никогда не позволит ни заболеть, ни погибнуть.
Чарльз дал себе слово.
***
К середине октября четыре британские дивизии заняли позицию на бельгийско-французской границе, достаточно далеко от линии фронта. Чемберлен всё ещё надеялся, что война не заразит собой весь мир, и предпочитал не вмешиваться в отношения Германии и Советского Союза, деливших Польшу.
Чарльз Ксавье получил разрешение на перевод. Холодным утром, сразу после завтрака, он должен был отправиться на перрон, а оттуда на поезде — в Йорк, где вместе с другими добровольцами будет проходить очередную подготовку. Она была рассчитана на полгода. Время, имеющееся в запасе, и надежда на то, что правительство Третьего Рейха насытится Польшей, позволяли обучить солдат хоть чему-то, кроме того, как правильно обеззаразить рану и наложить повязку. Оказывать первую медицинскую помощь их учили и в армии.
— Ты спишь?
Чарльз повернулся на бок и протянул руку, чтобы тронуть плечо Эрика, лежащего на соседней койке. Тот встрепенулся и перевернулся, блеснув в темноте глазами. Выпутавшись из-под тонкого одеяла, Эрик протянул руку в ответ и сжал уже привычным жестом ладонь Чарльза.
— Я буду тебе писать. Не смей думать, что я бросил тебя. Слышишь? Я вернусь.
Эрик слабо улыбнулся. Он и раньше не был особо разговорчивым, но сейчас словно замкнулся — Чарльз считал это своей виной. Вдруг Эрик действительно решил, что он собирается всё бросить и убежать? Но Чарльз не раз спрашивал совета, сомневаясь в своём выборе, и приговаривал: «Я вернусь».
Чарльз Ксавье никогда не нарушал данные обещания.
Эрик зашевелился, из-за чего постель неприятно скрипнула. Он подался вперёд и потянул Чарльза к себе за запястье, будто собираясь что-то шепнуть, но вместо этого прижался губами к его прохладной ладони и замер.
— Я знаю, Чарльз.
Чарльз улёгся обратно под одеяло и прижал руку к груди, ощущая, как зарделись щёки. Ему не нужны были другие слова или доказательства — теперь он знал наверняка, что ничего не изменилось и никогда не изменится. Война не разлучит их и не сделает врагами, они навсегда останутся вместе, под сердцем друг у друга, горячим поцелуем на коже.
***
«Здравствуй, Эрик!
Пишу тебе, как и обещал. К тому времени, когда тебе доставят письмо, я уже успею окончательно освоиться. Здесь не так холодно, как в казармах. Надеюсь, что ты всё-таки не мёрзнешь. Стащи моё одеяло — уверен, Уилсон не будет против. Я рад, что капитан теперь с нами.