Выбрать главу

— По-твоему, кому-то и правда есть до этого дело? — Эрик недоверчиво хмыкнул, смотря себе под ноги. — Быть санитаром опасно, Чарльз. Гораздо опаснее, чем солдатом.

— Спасать — не убивать. Это разные вещи, Эрик.

Они остановились у побережья. Неспокойное зимнее море прибивало к берегу тёмные водоросли, добегая пенящейся волной до мысков ботинок. Эрик повернул голову.

— Жаль, что ты не смог поехать со мной.

— В следующий раз, Эрик. Я обещал. Если мы не сдвинемся с этого проклятого места в ближайшие дни, то нас отправят домой. Зачем иначе мы тут торчим?

— Чтобы умирать, Чарльз. Войны выигрываются мертвецами.

Чарльз устало вздохнул.

С начала вторжения тактикой была контратака — немцы, славившиеся своей дисциплиной, действовали по чётко выработанному механизму. Они отвоёвывали города Южной Норвегии один за другим, и сейчас на пути дьявольской машины Третьего Рейха стоял Намсус.

Высадившись за 160 километров от Тронхейма, английские войска должны были окружить порт ударами с севера и юга.

Однако вражеские истребители сорвали все планы.

К 22 апреля немцы заняли большую часть юга страны, отразив атаку английского десанта и норвежской пехоты. Города, оказывавшие наиболее яростное сопротивление, подвергались массивным бомбардировкам с воздуха — гибли обычные граждане, женщины и дети, здания рушились, подобно карточным домикам. Те, кто ещё мог бежать, в спешке покидали родные места — босиком по снегам, не оглядываясь.

Единственным успехом бригады оказалось то, что за все эти дни они продвинулись на 80 километров к порту. Однако солдаты, застигнутые немцами врасплох с фланга, вынуждены были отойти обратно к прибрежным городам — измотанные, разочарованные, замёрзшие.

— Я не сделал ни одного выстрела, твою мать! На кой чёрт мне столько патронов и гранат, если мы не стреляем?

— Мы что, снова на тренировках у Кэндалла? В гробу я видал эти перебежки! Мы проделали такой путь не для того, чтобы мотаться туда-сюда, как какие-то тру́сы!

— Успокойся, приятель. Лучше так, чем видеть тебя в гробу.

— Да пошёл ты.

Солдаты жаждали действий — реальных, будоражащих кровь. Их энергия рвалась наружу, они были готовы разрушить любую преграду, выиграть каждую битву.

Но стычка у Лиллехаммера ничего не решила.

Немцы начали атаку рано утром с востока. Поддерживаемые с воздуха, они без труда оттеснили противника на вторую линию обороны, а потом и вовсе обратили батальон в бегство.

— Ксавье, потери?

— Двадцать два убитых, сорок раненых, сэр! Около тридцати человек оказались отрезаны и, вероятно, попали в плен.

Союзники держались до самого вечера, тем самым оказав длительное и упорное сопротивление. Но по-прежнему безуспешное.

Начались дожди, они ослабили бомбардировки и потушили часть городских пожаров. Атаки пехоты же становились всё жёстче.

— Чейз, докладывай.

— Сэр, мы почти полностью потеряли Лейчестерский батальон. Командир убит, уцелели единицы. Немцы выпустили на поле танки.

Противостоять тяжёлой артиллерии британцам было нечем.

Чарльза трясло. Сидя в окопе, он непослушными пальцами пытался прикурить сигарету. Всего за две недели они потеряли около сотни людей. Треть из них умерла потому, что он не смог оказать должную помощь. Не успел.

— Чарльз?

Эрик опустился рядом. Он чиркнул спичкой и поднёс к кончику сигареты, наваливаясь плечом на насыпь. За прошедшие дни практически никто из них не спал. Миссия, казавшаяся легко выполнимой, обернулась катастрофой, полным крахом.

Они слышали: Черчилль громогласно заявил, что потеря Нарвика будет стоить очень дорого. До Нарвика их бригада так и не дошла.

— Я никого не спас.

— Что? — Эрик нахмурился и придвинулся ближе. Они обычно грелись, сидя вплотную друг к другу, и укрывались одеялами, накинув одно на другое.

— Я их не спас, Эрик. Понимаешь? Не спас.

Эрик достал шерстяное покрывало из рюкзака и набросил его на Чарльза. Тот курил, глядя вдаль, и свет бесперебойно работающих пушек отражался в его глазах, раскрашивая небо вовсе не праздничным салютом. Затушив сигарету о снег, Эрик наконец забрался под кусок колючей ткани и вслепую нащупал под ней руку Чарльза.

— Нас эвакуируют. Мы долго тут не протянем без снаряжения. У меня остался всего один магазин.

Чарльз склонил голову к его плечу и закрыл глаза. Ему не нужны были ответы, ему не нужна была вера. В армию, страну, людей. В тот момент, когда Эрик доверил ему свою судьбу, Чарльз обрёл смысл жизни.

Друга.

Себя.

Ему не нравились уроки истории, на которые приходили ветераны и с упоением рассказывали, как расстреливали «фрицев», как бомбили города на примитивных самолётах Первой мировой. Ему не нравилось, что дети его возраста восхищались этой жестокостью, которую они называли гордостью и долгом перед родиной. Отчего-то аналогичные действия врага не находили понимания среди тех, чьи дома оказались под огнём. Тех, кого в Англии считали освободителями, ненавидели другие — те, кто из-за англичан остался сиротой.

Чарльз никого не терял. Его семья всегда была далека от войны и разрухи, как и он сам был далёк от семьи. Родившийся уже после подписания мирного договора, Чарльз не понимал, почему на улицах так много калек. Мать рассказывала, что эти люди спасли их и дали ему, Чарльзу, шанс появиться на свет. И он, наравне с другими детьми, был счастлив.

До тех пор, пока не увидел обратную сторону медали.

— Как ты думаешь, куда нас отправят дальше?

— Я не знаю, Чарльз. Мне кажется, никто не знает.

Чарльз теснее прижался к Эрику и просунул холодные ладони под рукава его куртки, ища тепла и покоя.

И пока Эрик был рядом, шум артиллерии и взрывы, раздающиеся то тут, то там, казались лишь надоедливым гулом. Чарльз закрыл глаза.

Последние подразделения британских и французских войск оставили свои позиции в ночь с 1 на 2 мая.

Эвакуация боеспособных частей союзников осталась непонятой норвежцами, моральный дух которых был окончательно сломлен. 3 мая Тронхейм капитулировал.

8 июня вся Норвегия оказалась в руках противника.

***

10 мая Уинстон Черчилль был официально назначен на пост премьер-министра Великобритании. Он открыто признал поражение: лучший британский десант, шотландская и ирландская гвардии оказались парализованы энергичностью и находчивостью немецких солдат. Но ошибки, допущенные в Норвегии, не должны повторяться впредь.

В тот же день солнце Третьего Рейха — свастика — поднялось в зенит, опалив блицкригом Бельгию, Нидерланды, Люксембург и Францию.

В течение первых пяти дней с доски сошла королева Нидерландов.

Время продолжало стремительно лететь вперёд. Седьмая рота, вернувшись из дотлевающей Норвегии в составе своего батальона, даже не успела прочистить винтовки, как пришёл новый приказ.

— Что значит «переводят»?

— Нас включили в экспедиционный корпус?

— Ты слышал? Я наконец-то смогу познакомиться с генералом Гортом.

— Как будто ты когда-нибудь его увидишь.

— Брось, он сражался во Франции, когда твоей матери на свете не было.

— Отправляемся завтра на рассвете. Не расслабляйтесь, ребята.

Французская кампания убедила в правоте Гитлера не только всю Германию, но даже тех, кто считал, будто он затеял слишком рискованную игру. Немецкие войска окружали союзнические армии и загоняли их в угол, вынуждая сдаваться — одну за другой.

Гибли тысячи — застигнутые врасплох, неукомплектованные, недостаточно укреплённые.

Западная Европа была готова вот-вот выбросить белый флаг.

20 мая немецкие танковые соединения окончательно отрезали и прижали своих противников — англичан, французов и бельгийцев — к морю в районе города Дюнкерк.