— Прошу прощения, уважаемый! — я похлопал дворника по плечу.
— Что? Что еще? — тот вздрогнул и закрутил головой. — Работаю я! Ра-бо-та-ю!
— Ой, извините, что отвлекаю, — говорю. — Я только спросить хотел. Вы же наверняка город хорошо должны знать…
— Ах это… — он сразу как-то расслабился и приосанился. — Ясен пень, знаю. Что там у тебя?
— Мне нужна жандармерия или что-то подобное, — говорю.
— Чаво? — кустистые брови дворника сошлись на переносице. Вместе с малиновым носом они теперь смотрелись как маска из магазина приколов.
— Хм, ну может я не так выразился, — сказал я и заглянул в бумажку. — Мне нужен Григорий Вахопулов. Его в письме назвали жандармом, вот я и подумал…
— Ах, Гришка нужен! — дворник снова приосанился. И даже заложил два пальца под полу своего рабочего халата. Ну, не называть же пальто это недоразумение из рогожки, которое было на нем надето? — Так это ты не в ту сторону идешь. Вертася в зад, топай по Почтамтской, а потом до Толкучего рынка. И вот там тебе его дом кто угодно покажет. Только жандармом его там не называй, побьют еще.
— А там что? — спрашиваю и показываю в ту сторону, куда я собирался идти.
— Тюрьма и психический госпиталь там, — сказал дворник.
— Хорошо, что я вас встретил, — говорю. — Ты же тут все время работаешь?
— А то, — отвечает. — Уже десять лет как. Или все пятнадцать.
— Я Богдан, — говорю. — В университет учиться приехал. Спасибо за помощь!
Я махнул рукой, быстро развернулся и потопал в противоположном направлении. Вообще я бы и еще поговорил, люблю болтливых дурачков, типа вот этого, но реально было уже некогда. По темноте шарохаться в незнакомом городе — то еще удовольствие.
— Я Прохор! — прокричал мне вслед дворник. — Кузяев!
— Очень приятно, — пробормотал я.
Протормозил я только рядом на перекрестке с широченной раскатанной улицей, рядом с указателем «К южным воротам». Думал я секунды три, потом свернул. В крайнем случае, дам на воротах почитать письмо от ректора, объясню, что, мол, темнеет, и все такое… Выкручусь, короче. А уже потом мы вернемся все вместе, дотопаем до этого Толкучего рынка, там наверняка есть какой-никакой кабак. Прибытие отметить…
В общем, подгоняемый этими благостными мыслями я дошел до ворот.
Скучающий дежурный сидел рядом с закрытыми створками и лениво гонял в коробочке «пятнашку». Я набрал в грудь воздуха, чтобы обратиться, но он поднял голову и вскочил сам.
— Новый студент? За своими пришел? — говорит. Молодой парень, светлые волосы торчат как попало в стороны, одежда на униформу смахивает разве что отдаленно. — Вовремя ты, а то их этот немец в усмерть может напоить. Давай я тебя через верх проведу, чтобы ворота зря не открывать.
Я проглотил заготовленную фразу, не успев удивиться, откуда он так быстро все знает.
— Вроде того, — говорю. — А что, документов никаких не надо?
— Потом покажешь, — парень махнул рукой, мол, следовать за ним, и открыл маленькую дверцу рядом с большими воротами. Я взобрался следом за ним по узкой темной лестнице до деревянного люка. Через который мы выбрались в квадратную башню над воротами.
— Я тут вас подожду, топай до гостишки, — он ткнул мне пальцем в деревянную платформу подъемника. Без перил или чего-то подобного, никакой техники безопасности! Конструкция выглядела настолько ненадежной, что мне как-то даже не по себе стало. Но виду я не подал, смело встал на скрипнувшие под ногами доски и повернул рычаг.
Уф, блин! Пара минут страха и желания все время схватиться за едва ползущий трос, и я на земле.
Долго искать и выспрашивать мне не пришлось. Брюквера было слышно еще наверху. Он немелодично горланил песню на немецком, иногда заменяя слова на «айлюлю!» и «цаца».
Я остановился метрах в двадцати и некоторое время с умилением смотрел на идиллическую картину. Компания расположилась за деревянным столом под дощатым навесом. Рыжий Брюквер сидел в обнимку с Гиеной, они раскачивались в такт песенке, изредка пилот отхлебывал из темно-зеленой бутылки. На моментах «айлюлю!» и «цаца!» Гиена даже подпевал. Натаха стояла поодаль, распустив волосы, которые на фоне закатного солнца смотрелись и вовсе уж огненными. Даже Бюрократ утратил немного свою чопорность. Очки слегка перекосились, в руках — жестяная кружка. Кроме этих четверых присутствовали еще два каких-то невразумительных хмыря, и пышногрудая деваха, о роде занятий которой даже особенно задумываться не приходилось. Один из хмырей лапал ее за сиськи, стягивая низкий ворот рубахи еще ниже. Она делала вид, что возмущается, сама же при этом постоянно крутилась так, чтобы ее то и дело выскакивающие на всеобщее обозрение соски были на виду у всех присутствующих мужчин.