— Знаешь, я пока сама не пойму ничего. Мне что-то жалко его стало.
— Жалко? Барон, банкир, кажется состоятельный. И тебе его жалко?
— Да, старенький он. Ему уже шестьдесят, а встречается с молодыми девицами. Тяжело ему, наверное, приходится.
— Радоваться нужно за него, что хватает сил на девиц.
— Ерунду ты говоришь. Да, он предлагал мне деньги, вытащил тысячу евро, но я отказалась, сказала, что друг обеспечен. Ведь это правда? Тогда он сказал, что ликвидирует минус на моем счете и будет снова пересылать деньги на счет. А я обещала заезжать хотя бы раз в месяц.
— Вот видишь, прогресс. Отец всегда остается отцом.
— Тебе-то откуда знать? У тебя, уверена, нет детей.
— Да, и детей нет, и отца никогда не видел.
— Как это?
— Он ушел из дома, когда мне было чуть больше шести месяцев. Но не будем об этом. Не хочу вспоминать этого поляка.
— Ладно. Еще он снова предлагал устроить меня куда-нибудь на работу. Говорит, что приятелей у него достаточно. А я ему сказала, что только не на пшеницу с овсом. Знаешь, мы после этого впервые посмеялись вместе. Он даже решился обнять меня на прощанье.
— Вот видишь, он тоже стесняется показать тебе свои чувства, но все же решился.
Марта замолчала. Возможно, пытается разобраться в своих чувствах.
Генри удалось, наконец, выбраться на автобан номер три и прибавить скорость. Впереди Нюрнберг, Мюнхен и так далее до Венеции.
Венеция
Пятница — воскресенье
12:00. 22 мая 2015 г., пятница.
Миновали сверток на Нюрнберг. Мчатся по автобану 9. Никаких пересечений, прекрасная скорость. Объехали Мюнхен по окружной дороге и выехали на 13-ю дорогу, которая должна была вывести на 11-ю. Утро хмурое, но по сторонам все просматривается далеко. Марта, увидев великолепные виды долины реки Изар, воскликнула:
— Давай, остановимся где-нибудь.
— Ладно, все равно обедать пора.
Машина пересекает Изар по новенькому мосту и въезжает на плотину «Сильвенстайн» у одноименного водохранилища. Еще несколько минут, и машина в поселке Jager fon Fall.
Генри ворчит:
— Проехали весь поселок, три отеля и ни одного кафе.
Еще несколько километров, и перед новым мостом через Изар обнаруживается микроскопический поселок Фордеррисс, состоящий из четырех домов. В самом большом из них — отель с кафе.
14:00. В кафе.
Генри заказывает обед. Марта звонит по телефону. Неожиданно встревожилась, включила громкий звук. Слышен голос баронессы:
— Я сама собиралась позвонить тебе. Несколько часов назад приезжали два молодых человека ближневосточной наружности. Представились твоими знакомыми, сожалели, что не застали, и спросили, где ты сейчас. Я, естественно, сказала, что ты была в Гамбурге, а сейчас едешь в Венецию. Кстати, твой отец звонил утром, рассказал о вашей встрече. Молодые люди поблагодарили и уехали. Несколько странно, все-таки у тебя удивительные знакомства. Но я посчитала необходимым поставить тебя в известность.
— Спасибо, мама. У тебя все в порядке? Бай.
И тут же набросилась на Генри:
— Нет у меня таких знакомых. Почему ищут не тебя, а меня. Кто они такие?
Генри сделал удивленное лицо:
— Не имею ни малейшего представления. Может быть, ты познакомилась с ними в Кёльне, когда была подшофе?
Марта еще что-то проворчала и успокоилась, по крайней мере внешне.
Генри взвесил обстановку: «Не дай бог, еще и Эльза Вилленберг пострадает. Теперь люди Ибрагима знают о его поездке в Венецию. Мало того, что будут предприняты дополнительные меры безопасности, они могут помешать вообще доехать до Венеции. Отныне этого следует ждать в любой момент. Парочка, которая в Германии, не догонит, но Ибрагим, конечно, должен послать людей навстречу».
От тяжелых мыслей оторвал хозяин, пригласивший к столу. Людей в обеденном зале очень мало и хозяин подсел поболтать:
— Сейчас две группы пошли в горы, поэтому почти никого здесь нет. Ведь окрестные места чудесные. Много дичи. Нет, стрелять здесь нельзя даже по лицензии, а когда-то все короли Баварии охотились в этих местах. Собственно, этот дом принадлежал до 1919 года короне. И в нашем поселке в семье королевского лесника родился знаменитый поэт Людвиг Тома. Как? Вы не читали его стихи?
Хозяин притащил целую связку потрепанных журналов «Симплициссимус» и подшивки газеты «Miesbacher Anzeiger» за 1918–1919 годы. Порывшись в них, начал тыкать то в одно место, то в другое. Стихи и полемические статейки Тома везде обведены красным карандашом. Любезности ради Генри взял подшивку. Текст, однако, вызывал у него явную неприязнь, с улыбкой вернул все хозяину: