Платон рассказывает и о военной организации атлантов. Численность армии атлантов превосходит, по-видимому, все, что известно седой древности.
«…Каждый участок равнины должен был поставлять одного воина-предводителя, причем величина каждого участка была десять на десять стадиев, а всего участков насчитывалось шестьдесять тысяч; а то несчетное число простых ратников, которое набиралось из гор и из остальной страны, сообразно числу участков распределялось между предводителями. В случае войны каждый предводитель обязан был поставить шестую часть боевой колесницы, так, чтобы всего колесниц
было десять тысяч, а сверх того, двух верховых коней с двумя всадниками, двухлошадную упряжку без колесницы, воина с малым щитом, способного сойти с коня и биться в пешем бою, возницу, который правил бы обоими конями упряжки, двух гоплитов, по два лучника и пращника, по трое камнеметателей и копейщиков».
«В продолжение многих поколений, покуда не истощилась унаследованная от бога природа, правители Атлантиды повиновались законам и жили в дружбе со сродным им божественным началом: они блюли истинный и высокий строй мыслей, относились к неизбежным определениям судьбы и друг к другу с разумной терпеливостью, презирая все, кроме добродетели, ни во что не ставили богатство и с легкостью почитали чуть ли не за досадное бремя груды золота и прочих сокровищ. Они не пьянели от роскоши, не теряли власть над собой и здравого рассудка… но, храня трезвость ума, отчетливо видели, что все это обязано своим возрастанием общему согласию в соединении, с добродетелью. Когда же это становится предметом забот и оказывается в чести, то все идет прахом, а вместе с тем гибнет и добродетель. Пока они так рассуждали и пока божественная природа (т. е. происхождение) сохраняла в них свою силу — все их достояние, вкратце описанное, возрастало. Но когда унаследованная от бога доля ослабла, многократно растворяясь в примеси смертных, и когда возобладал человеческий нрав, тогда они оказались не в состоянии долее выносить свое богатство и утратили благопристойность. Для того, кто умеет видеть, они являли собой постыдное зрелище, ибо промотали самую прекрасную из своих ценностей. Неспособные усмотреть, в чем состоит истинно счастливая жизнь, они казались себе прекраснее и счастливее всего как раз тогда, когда в них кипели безудержная жадность и сила».
Этот интересный диалог остался недописанным. Платон не успел сформулировать последнюю мысль. Можно лишь гадать о причинах. «И вот Зевс, бог богов, блюдущий законы, хорошо умея усматривать то, о чем мы говорили, помыслил о славном роде, впавшем в столь жалкую развращенность, и решил наложить на него кару, дабы он, отрезвев от беды, научился благообразию. Поэтому он созвал всех богов в славнейшую из своих обителей, утвержденную в средоточии мира, из которой можно лицезреть все причастное рождению, и обратился к собравшимся с такими словами…»
Таковы последние слова Платона о судьбе атлантов в Диалоге «Критий». Но эти строки «Крития» возвращают нас снова к истории Атлантиды, рассказанной Платоном же в другом его диалоге — «Тимей». Из него ясно решение Зевса.
Вся сплоченная мощь атлантов и их колоний была брошена на то, чтобы одним ударом ввергнуть в рабство еще свободные страны по эту сторону пролива Гибралтар. «Именно тогда, — утверждается в „Тимее“ устами жрецов, — государство и город Афины явило всему миру блистательное доказательство своей доблести и силы: всех превосходя твердостью духа и опытностью в военном деле, оно сначала встало во главе эллинов, но из-за измены союзников оказалось предоставленным самому себе, в одиночестве встретилось с крайними опасностями и все же одолело завоевателей и воздвигло победные трофеи. Тех, кто еще не был порабощен, оно спасло от угрозы рабства; всех же остальных, сколько ни обитало нас по эту сторону Геракловых столпов, оно великодушно сделало свободными. Но позднее, когда пришел срок для невиданных землетрясений и наводнений, за одни ужасные сутки вся воинская сила была поглощена разверзнувшейся землей; равным образом и Атлантида исчезла, погрузившись в пучину».
Эти строки из диалога Платона «Тимей» свидетельствуют о внезапности катастрофы, о ее космических масштабах.
Теперь известно то, чего не знал Платон и о чем умолчали египетские жрецы. В то отдаленное время, о котором идет речь, не было ни Афин, ни эллинов.
В древности море не разъединяло, а соединяло города, племена и земли. Корабль был главным средством передвижения. В Восточном Средиземноморье сложился единый праязык. Носители его — древнейшие племена, поклонявшиеся леопарду. Возможно, это потомки атлантов-колонистов. Именно они выдержали удар атлантов, вознамерившихся, по Платону, обратить в рабство все Средиземноморье.
По трагической случайности разразилась катастрофа, равной которой еще не знала Земля. С Атлантидой было покончено. Были уничтожены и города Восточной Атлантиды — родины праязыка. Только спустя 2 тысячи лет начали подниматься первые поселки в основном на континенте, вдали от берегов.
Но даже 4 тысячи лет спустя районы побережья не достигли былого расцвета. Древнейшие племена лишь частично оправились от страшных потерь. Они сохранили язык и культ леопарда. Позже их назвали пеласгами. В их финикийских, критских, малоазийских, эгейских поселках говорили на том же праязыке.
В моем романе «Чаша бурь» я проследил судьбу сынов леопарда, восточных атлантов, вплоть до палайцев (позднее поляне), русов Фракии, этрусков-расенов (от древнего имени леопарда — рас, раш). Именно там я воссоздал картины и ход войны западных атлантов против восточных атлантов Европы и Анатолии. На рубеже 2-3-го тысячелетий до нашей эры надвинулась гроза. Их континентальных районов пришли греки-ахейцы, которые в древности менее всех пострадали от катастрофы, так как районы их обитания не были связаны с морем и не подвергались опустошению.
Подлинные варвары-греки захватили территорию нынешней Греции, разрушили дотла города пеласгов, их крепости, сровняли с землей Пеласгикон, на месте которого лишь через полторы тысячи лет построили Парфенон. Многие из пеласгов переправились на Крит, спасаясь от вторжения. На Крите еще до этого процветали города пеласгов-минойцев.
Но известны ли, право, надписи, оставленные человеком с допотопных времен? То есть со времен Атлантиды? Да. Доктор Пялланн открыл во Франции барельеф, изображающий женщину с рогом бизона в руке. Этому барельефу около 16-ти тысяч лет. Это изображение рассматривают как поэтический образ рога изобилия. Но, судя по всему, рослым и сильным кроманьонцам и их сородичам было все же не до изобилия. Интересы их были направлены на самые насущные нужды. Вот почему картинку с женщиной и рогом следует читать, а не рассматривать. Рог — это первый слог в древнейшем из записанных слов: «ро». Женщина — два следующих слога: «жена». Все вместе читается «рожена», или, по-современному, «роженица». Тело женщины на барельефе не оставляет сомнений в правильности расшифровки этой надписи, а образ рога еще совсем недавно использовали в славянских заговорах, направленных к восстановлению детородных способностей. Но рожена — это и древнейшее имя Ружена.
Сомнения в том, что рог означал соответствующий слог, окончательно рассеиваются, если вспомнить о критских мечах. На их рукояти изображен именно рог. Но не изобилие же означало это древнее изображение?! Есть слово «разить» с тем же слогом «ро-ра». Отсюда — «сражение», «сразить» и другие слова, связанные с оружием. «Рази!» — вот что написано на мече. Русское слово «оружие» — это «оружие», «рожи», то есть «рога».
Слова праязыка «рассыпаны и перемешаны». Однако гипотеза о праязыке остается обычно за пределами внимания лингвистов, и они до сих пор гадают, к какой группе следует отнести, к примеру, язык басков со всеми его многочисленными диалектами. А баски между тем продолжают говорить на своем эскуара («яс» — говор, ясный говор), и им дела нет до хлопот лингвистов. Письмо родилось из магических рисунков, помогавших охоте; подлинной магией было все же создание письменности.
Но праязыку соответствовала и древнейшая система счисления. Какой же она была? Те же баски пользуются двадцатиричной системой. Двадцать по-этрусски звучит так: «зачром», «за чиром». Уместно перевести здесь это слово, поскольку переводов его пока не было и неясны даже числа от 11 до 15. За чиром — за чертой. Этрусские числа И), 17, 18, 19 образуются вычитанием соответственно 4, 3, 2, 1 от 20. Так, восемнадцать по-этрусски означает два за чертой. Два за чиром звучит вполне по-русски. Почему же за чиром? Потому что двадцать — это своего рода предел, граница определенного ряда чисел. У этруссков налицо остатки двадцатиричной системы. А двадцать пальцев на руках и ногах помогли, несомненно, считать в самой глубокой древности, когда еще не было и обуви. Таким образом, и этруски, и баски, и другие народы сохраняли в течение тысячелетий древнейшую систему счета. Отпечатки рук в доисторических пещерах — это счет людей в племени или группе. В пещере Гаргас во Франции на стенах ее запечатлена целая коллекция отпечатков, где зачастую не хватает одного, двух, трех, четырех пальцев. Исследователи усматривают в этом ритуал. Тем не менее это древнейшие изображения чисел, которые получились с помощью окрашенной соответствующим образом ладони. Если на четырех отпечатках ладоней нет двух пальцев, то это и означает по-этрусски «два за чиром».