Выбрать главу

Почти все месяцы носят какие-нибудь странные названия: Январь, Февраль, Март… Хотя в них самих нет ничего странного. Будь моя воля, я бы назвал Январем ручную ворону. А Февраль мог бы стать огромным деревом без листьев. И только высоко-высоко, под самым небосводом, у него была бы шапка из веток.

Лора

В Гамбурге жила одна девочка, которую звали Лора. И вот однажды вечером с портфелем в руках она шла под дождем по мосту на занятия музыкой и думала о том о сем. Чтобы ей лучше думалось, Лора остановилась. И, облокотившись о мокрые перила, она сказала сама себе:

— Вот я, с портфелем в руках, иду на занятия музыкой по этому мосту, а время уже позднее и в Гамбурге идет дождь. Я девочка, которую зовут Лора и которая думает о том о сем. Так-то.

И Лора пошла дальше.

А позднее она говорила своей учительнице музыки: «Девочка может промокнуть под дождем. Имя же ее, напротив, остается сухим».

Надоело

Ее маленький брат только что стал одеваться. Он натянул штаны… и вдруг уселся на краешек кровати.

— Что случилось? — спросила она.

— Мне надоело одеваться.

— Но ты простудишься!

— Ну и пусть.

— Да ты сам подумай!

— Отстань!

— Вот ненормальный…

Он так низко опустил голову, что ей показалось, будто она сейчас скатится на пол. Она долго молчала, а он сидел на краешке кровати и ничего не делал. Потом она снова начала его уговаривать, а он все так же сидел на краешке кровати и ничего не делал. Это случалось с ним каждый день. Как только ему что-нибудь надоедало, он немедленно бросал это занятие. Возможно, что навсегда. Например, вчера ему надоело чистить зубы, позавчера — завязывать шнурки, позапозавчера — есть бутерброд. А завтра ему может надоесть раздеваться, принимать душ или смотреть телевизор.

М-да, не так она представляла себе жизнь с маленьким братом. И даже теперь она помнит, как ей казалось, что вместе им всегда будет интересней и веселей.

Когда мира еще не было

Когда-то, когда мира еще не было, всем было достаточно места. Не было ни стен, ни заборов, и ходить можно было везде, где захочешь. Правда, о хождении тогда речи еще не было — нельзя же ходить, когда нет земли. Но можно было перемещаться как-нибудь иначе, скажем, порхать, летать — вот это пожалуйста. И не приходилось то и дело спотыкаться о разбросанные вещи. Например, о башмаки или о портфели. Ведь вещей тогда еще не было, да и некому их было разбросать. Но самое главное, что все жили в мире и согласии, в те самые времена, когда мира еще не было. Никто ничего не требовал, никто никого не перебивал. Тишина была такая, как по радио, когда по нему нет передач. Или какая бывает зимой, когда с легким шорохом падает снег. Только еще намного, намного тише.

Когда мира еще не было, не нужно было носить солнечные очки. Днем и ночью тогда было темно. Точнее, только ночью — дня-то ведь не было тоже. Темнота была такая, что и собственной руки не разглядеть. Правда, руки тогда не было, и глаз не было, и того, кто бы глядел. Не было ничего, кроме пустоты, все заполнявшей собою от края до края. Хотя краев тогда быть не могло, в ту далекую пору, когда мира еще не было.

Жаль, нельзя побывать там, где ничего не существует. Ну а если б туда кто-нибудь попал, он наверняка бы решил там остаться. И ему бы и в голову не пришло, что еще должен возникнуть мир из семечки, из скорлупы ореха или из мирового яйца. Это такое черное яйцо, которое снесла черная курица.

— Кстати, про это черное яйцо существует отдельная история. Хочешь ее послушать?

— Нет.

— А зря, она ведь такая интересная. Одна из самых интересных, которые я знаю. Начало ее заключено в полной темноте, в самом центре яйца, которое лежит внутри курицы, а курица сидит в полной темноте… Ну что, рассказывать дальше?

— Нет уж, хватит!

Мисс

У меня есть одна кукла со светлыми волосами, которая сначала не нравилась маме, потому что мне ее папа подарил. Она умеет открывать и закрывать глаза. Но одно веко у нее иногда залипает. Это началось после одного несчастного случая, точнее, после одного происшествия. Моя кукла умеет плакать и писать. А поначалу она еще и росла. Конечно, это была для нас неожиданность. Ведь папе ее продали как самую обыкновенную куклу.