"Вот теперь мне хорошо. Нашла-таки я себе место хорошее; а как замуж выйду, еще лучше будет: сама буду хозяйка, и никто меня ничем не упрекнет. Вот бы тогда посмотреть на Короваева: все хвастался, што он больно много знает, а, поди, он Игнатью Прокофьичу и в подметки не годится", - думала Пелагея Прохоровна.
Дня через два после этого она сдала белье двум барыням. По сверке оказалось все в целости; барыни немножко поворчали за то, что кое-где пуговок недостает, кое-что не совсем чисто, но деньги заплатили и велели приходить опять. Эта получка денег очень обрадовала Пелагею Прохоровну, и она веселая пришла домой.
- Вот теперь какая я богачка! Три рубля с полтиной получила, да с других еще сколько получу!
- Ну, радоваться-то нечему - мыло да синьку не считаешь, верно…
- Все-таки не даром стираю. А ты спрячь деньги, Игнатий Прокофьич.
- Это, может, у вас там в провинции так делается, а у нас - кто деньги заработывает, тот и хранит их у себя.
- Нет, уж ты спрячь.
- Нет, уж не спрячу.
Они расхохотались. Деньги Пелагея Прохоровна положила в свой узел под подушку.
XX ЧЕЛОВЕК ПРЕДПОЛАГАЕТ, А БОГ РАСПОЛАГАЕТ
Время для Пелагеи Прохоровны и Игнатья Прокофьича шло незаметно; отношения их были просто дружеские; они только сходились за обедом, чаем и ужином и - ни разу даже не поцеловались. Раз как-то Игнатий Прокофьич сказал: не повенчаться ли им теперь, благо до масленицы осталось всего две недели? Но Пелагея Прохоровна отвечала, что торопиться нечего, потому что они повенчаются навечно и успеют еще нажиться семейно; к тому же и здоровье ее не совсем поправилось. "Надо хоть немножко походить на прежнюю, а то как под венец пойдешь, скажут: сам-то Петров вон какой здоровый, а она вон какая худая. Еще скажут - чахотошная, а я даже и кашляю зачем-то".
- Все это пустяки, - заметил Петров.
- Ну, если и пустяки, так я не хочу, чтобы вся свадьба шла на твой счет. У меня теперь и денег мало, а твоих я ни за что в свете не возьму; а деньги мне надо, чтобы кое-что сшить: не буду же я венчаться в чужих платьях.
- Как знаешь. Потерпим.
Горшков жил в том доме, где мастерская, в которой он теперь работал. Он приходил к Петрову раза три и звал его покалякать в кабак, тот не шел.
- Плохой, брат, ты человек стал, Игнашко! Право.
- Что делать, жениться хочу.
- На каком это месте записать?
- Такая линия вышла. Пойдешь в шафера?
- Ах ты… Вот люблю человека… А што же Пелагея-то твоя к нам не зайдет, моя-то старуха была бы рада.
- Есть мне когда расхаживать! - сказала Пелагея Прохоровна.
Вечером ее посетила Софья Федосеевна, и они проговорили около полчаса. Софья Федосеевна даже не намекнула на то, действительно ли Пелагея Прохоровна выходит замуж. Она сказала, что зашла просто потому, что Данило Сазоныч пришел пьяный, разбушевался и унес с собой кран из самовара, для того чтобы его семейные не смели без него пить чай. Прощаясь, Софья Федосеевна стала звать Пелагею Прохоровну к себе в воскресенье вместе с Петровым напиться кофею. Как та, так и другой обещались быть. В субботу Пелагея Прохоровна собрала еще пять рублей.
- Ну что мы будем завтра делать? - спросил ее Петров за ужином.
- Я белье буду стирать.
- Полно. Надо же и отдых себе дать… Ну, сперва ты будешь щи варить, потом пойдем к Горшковым в гости, потом их к себе пригласим, а потом?.. вот што, Пелагеюшка, я думаю: не сходить ли в театр? Ты была в театрах?
- Нет.
- Вот и отлично. Я тоже давно не бывал.
- Я не пойду до свадьбы.
- Ну, это каприз.
Сколько Петров ни уговаривал Пелагею Прохоровну идти в театр, она ни за что не хотела идти.
…Горшков помещался со своим семейством в верхнем, четвертом, этаже. Лестница к нему была темная, узкая, со множеством поворотов и косых ступенек, почему с нее не раз по ночам падали вниз пьяные мастеровые и раскраивали себе лбы и носы. Горшковы жили на заднем плане квартиры, так что до них приходилось идти через кухню и еще через комнату. В кухне жил сам хозяин квартиры, портной, и, кроме него, два подмастерья, тоже портные, но работающие у цехового портного в том же доме. В этой кухне, когда вошли в нее Петров с Пелагеей Прохоровной, возились у печи три женщины - одна с ухватом, другая раскалывала полено, а Софья Федосеевна с кофейником. Портной держал ведро, а двое подмастерьев бегали по кухне с бутылками.
- Лей сюда! - говорил один подмастерье.
- Да эта с керосином была, - сказал портной.
- А штоб ее!!. - И подмастерье, бросив бутылку, подбежал к печке и схватил пустой горшок. Женщины заголосили.
- Што это у вас за хлопоты? - сказал Петров, улыбаясь.
- А, господину Петрову! Да вот, сударь ты мой, воды не было у нас, - плакали, а как я достал воды даровой из качальни, не знаем, куда ее деть… Ведро-то я у дворников украл - надо возвратить. Горе и много-то иметь.
Петров и Пелагея Прохоровна рассмеялись.
- Вы не получаете, верно, воды от дворников?
- Капиталов нету: правом бедности пользуемся, по бедности нам и дают из качальни воды.
Горшковы очень обрадовались посещению гостей. Горшков хотел сбегать за водкой, но Петров удержал его, и они стали разговаривать о своих делах, а Пелагея Прохоровна разговаривала с хозяйками. Сначала сетовали на то, что умер брат Пелагеи Прохоровны, но Горшков сказал, что лучше - по крайней мере, не мучится и никому не мешает; потом стали рассуждать о предстоящей свадьбе.
Петров предложил хозяевам идти в театр, те согласились с удовольствием.
Теперь уж Пелагея Прохоровна не могла не согласиться: ее упрашивали все. Осталось одно затруднение: в какое место идти. Горшков и Петров пошли справиться, где в Александринке места дешевле. Оказалось, что и дешевле галереи есть места, только там приходится стоять у стенки и оттуда ничего не слышно.
- Прокофьич, возьмем ложу… Черт его дери, в кабаках больше пропьешь!
- Ладно. Только моей-то бабе не надо говорить, сколько стоит. Не пойдет или свои деньги выложит.
- Уросливая же твоя баба! А впрочем, молода еще.
Я не буду описывать того, как наши знакомые пошли в театр. Довольно сказать, что представление "Грозы" им так понравилось, что каждому захотелось бывать в театре чаще. Для Пелагеи же Прохоровны было все ново; ей казалось, что она находится бог знает в каком прекрасном месте. Публика ее занимала только в антрактах, во время же представлений она следила за действующими лицами на сцене и обращалась конфузливо к Петрову за разъяснением непонятного ей.
- Неужели все это правда? - спросила она Петрова дорогой, идя домой из театра.
- Это верно.
- Не весело же и купцам живется.
- Всяко бывает.
И на Петрова "Гроза" произвела тяжелое впечатление, и он шел домой молча и дома как пришел, так и заперся в своей комнате, и долго не спалось ему.
…До масленицы осталась только одна неделя, поэтому Пелагею Прохоровну завалили бельем еще во вторник. Она еще в понедельник чувствовала головокружение и какую-то потяготу, но об этом Петрову ничего не сказала, думая, что это пустяки, он, пожалуй, подумает, что она женщина изнеженная. Вечером в понедельник головная боль усилилась, и она почти всю ночь не спала и рано принялась за работу, думая скорее окончить стирку взятого белья.
- Ты уж больно рано встаешь, эдак, пожалуй, охота от стирки отпадет, - сказал, улыбаясь, проснувшийся Петров.
- Зато на масленице много времени будет.
Весь остальной день Пелагея Прохоровна чувствовала себя хорошо, только голова немного болела. Вечером она уговорила Петрова идти с нею на Фонтанку полоскать белье.
- Ты бы попросила Софью Федосеевну сходить за себя; погода-то больно ветряная сегодня, - сказал Петров.