Ну, представьте себе, если можете, официально предписанное поучение для школьников: «Если спросят тебя, знаешь ли философию, отвечай: еллинских борзостей не текох, риторских астрономов не читах, с мудрыми философами не бывах». Объяснялось, конечно, и почему «не текох» и «не бывах». Потому, что «богомерзостен перед Богом тот, кто любит геометрию, а се душевные грехи – учиться астрономии и еллинским книгам» (28). Естественно, последним словом в науке космографии был для Московии Кузьма Индикоплов, египетский монах VI века, полагавший землю четырехугольной. Это в эпоху Ньютона – после Коперника, Кеплера и Галилея. Зато, как объясняет нам сегодняшний апологет Московии, некий М.В.Назаров в толстом томе под названием «Тайна России», «сам русский быт стал тогда настолько православным, что в нем невозможно было отделить труд и отдых от веры и богослужения» (29). Вот такая идеология.
Назаров, как и его единомышленники, неославянофилы, уверен, что это обстоятельство делало Московию авангардом мировой цивилизации: «Московия соединяла в себе как духовно-церковную преемственность от Иерусалима, так и имперскую преемственность в роли Третьего Рима... Эта двойная роль сделала Московию историософской столицей всего мира» (30). Записки Юрия Крижанича, единственного блестяшего мыслителя Московии (о нем предстоит нам еще говорить), заставляют предположить, однако, что не все благополучно было в этой самозванной «столице мира». Точнее, камня на камне не оставляет Крижанич от славянофильских восторгов. Вот отрывок: «Люди наши косны разумом, ленивы и нерасторопны... Мы не способны ни к каким благородным замыслам, никаких государственных или иных мудрых разговоров вести не можем, по сравнению с политичными народами полунемы и в науках несведущи и, что хуже всего, весь народ пьянствует, от мала до велика»(31)
К чести русской мысли, классики ее практически единодушно были на стороне Крижанича. Такие разные люди, как Константин Леонтьев, уверенный, что «русская нация специально не создана для свободы» (32) и вдохновенный певец свободы Виссарион Белинский, сходились на том, что Московия была черной дырой русской истории. Леонтьев находил в ней лишь «бесцветность и пустоту» (33), Белинский считал ее порядки «китаизмом» (34), «в удушливой атмосфере которого» -- добавлял Николай Бердяев, - «угасла даже святость» (35). Иван Киреевский, один из вождей старого славянофильства, и тот признавал, что «Московия пребывала в оцепенении духовной деятельности» (36). Но окончательный диагноз «московитской болезни», так странно поразившей Россию в пору расцвета европейской культуры, поставил самый авторитетный из всего этого консилиума знаменитых имен Василий Осипович Ключевский.
Вот как определил он недуг, которым на десятилетия захворала в XVII веке Россия: «Затмение вселенской идеи» (37). На практике это означало вот что: московитское церковное общество «считало себя единственным истинно правоверным в мире, свое понимание божества исключительно правильным, творца вселенной представляло своим русским богом, никому более не принадлежавшим и неведомым» (38). Имейте в виду, что эта идеология была ГОСУДАРСТВЕННОЙ в Московии, т.е.столь же обязательной для всех ее подданных, как коммунизм в СССР.
Как вы думаете, читатель, было ли будущее у страны с такой идеологией в стремительно развивавшейся Европе эпохи промышленной Революции? И, если уж на то пошло, было ли будущее у закрывшейся от мира, подобно старой Московии, советской России – в новую эпоху научно- технологической революции, развернувшейся на Западе в ХХ веке? Или, поставим вопрос иначе, был ли шанс у самодержавной государственности сохраниться, не уничтожь она собственными руками обе самоубийственные свои ипостаси – московитскую и советскую -- и не приняв, подобно хамелеону, новую институциональную форму? – Опять в попытке, как мы уже говорили, ОТСРОЧИТЬ САМОУНИЧТОоЖЕНИЕ?
Достаточно поставить этот вопрос, чтобы не осталось сомнений, что ни явление Петра в Московии XVII века, ни явление Горбачева/Ельцина в ХХ не были случайностью. Что громадные институциональные и идеологические преобразования были ИМПЕРАТИВНЫ для самодержавной государстственности как на закате Московии, так и на закате СССР. Что на протяжении столетий государственность эта, по сути, балансирует на грани самоуничтожения.