Другой вопрос, что она исказила и мистифицировала этот процесс, как и всё, к чему прикасалась. Ибо в отличие от абсолютистских монархий, екатерининская аристократия, в очередной раз восставшая из праха обязательной службы, была РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОЙ. И потому зависимой от самодержавной власти. Она не поддержала попытку декабристов избавить страну от самодержавия и крепостничества. Она не воспользовалась Великой Реформой 1860-х, чтоб радикально ограничить самодержавие. Связав с ним свою судьбу, вместе с ним она и погибла.
ПУНКТ СЕДЬМОЙ. ПОСТСКРИПТУМ
Пришедшая ей на смену советская элита была, само собою, опять служебной, как и послепетровская. И так же попыталась аристократизироваться, как и при императрицах XVIII века. Ясное дело, нашелся и на нее свой Павел. Только на этот раз "всеконечная область" продолжалась не четыре года, а тридцать. Последовательно освободившись от контроля советского аналога Земских Соборов - Центрального Комитета партии -- и аналога Боярской думы - Политбюро, - Сталин истребил нарождавшуюся "комиссарскую" аристократию в зародыше. С этой точки зрения, террор 1937-го и был, собственно, очередной попыткой положить конец процессу аристократизации имперской элиты. Нужно ли говорить, что закончилась она столь же бесславно, как павловская?
Постсталинская служебная элита, как и послепетровская, тотчас и начала все тот же традиционный процесс аристократизации. Режим Брежнева с его политикой стабильности кадров и «номенклатурой» был решающим шагом в этом направлении. Короче и в советском своем инобытии самодержавная государственность продолжала воспроизводить исконные российские образцы формирования элиты. Можно сказать, что политическое лицо самодержавной России определялось повторяющимся процессом аристократизации, его темпом, его формой, его историческими катастрофами и ренессансами. Процесс и тут пульсировал, то ужесточаясь, то расслабляясь, то "отклоняясь" от европейских образцов, то возвращаясь к ним. Но продолжим наше сопоставление.
ТЕРРОР
Был ли страх и "рутинный террор" доминирующим принципом самодержавной государственности? Как и во всем другом, иногда был, иногда не был. И не только масштабы, но и сама функция террора видоизменялась - синхронно с ужесточением или расслаблением самодержавия. Если в жестких своих фазах становилось оно террористическим по преимуществу, то в расслабленных, уподобляясь абсолютным монархиям Европы, употребляло террор лишь по отношению к тем, чье поведение могло рассматриваться как угроза режиму. Первым из русских интеллектуалов заметил эту странную пульсацию террора Гавриил Державин в знаменитой оде "К Фелице". Там можно пошептать в беседах И, казни не боясь, в обедах За здравие царей не пить, Там с именем Фелицы можно В строке описку поскоблить, Или портрет неосторожно Ее на землю уронить. Там свадеб шутовских не парят, В ледовых банях их не жарят, Не щелкают в усы вельмож; Князья наседками не клохчут, Любимцы вьявь им не хохочут И сажей не марают рож.
Десятилетие спустя озорное державинское описание попытался строже сформулировать Николай Карамзин: "Екатерина очистила самодержавие от примесов тиранства". И уже в ХХ веке, анализируя екатерининское "расслабление", Г.В. Плеханов пришел к выводу: "Кто не становился матушке-государыне поперек дороги, кто не мешался в дела, до него не принадлежавшие, тот чувствовал себя спокойным". Проще говоря, в расслабленных фазах самодержавия судьба человека в России зависела от его поведения. В ЖЕСТКИХ, ОДНАКО, НЕ ЗАВИСЕЛА.
И нет нам решительно никакой нужды обращаться к свирепому опричному террору Грозного или к ужасам 37-го, чтоб это показать. Ибо "примесы тиранства", от которых Екатерина якобы очистила самодержавие, тотчас же и явились, как мы уже слышали, на сцену со смертью матушки-государыни. Да какого еще тиранства!