ОШИБКА ВАЛЛЕРСТАЙНА
История, в отличие от бокса, редко решает спор противоборствующих идейных тенденций чистой победой, нокаутом. Она склонна к компромиссам. Обычно присуждает она победу, так сказать, по очкам - и то после долгого кружного пути, когда зачинатели борьбы давно уже покинули историческую сцену.
После блестящей эпохи европейского Возрождения, когда могло казаться, что вся ткань общественной жизни стремительно рационализируется и дело идет к отделению церкви от государства, пришло время в высшей степени иррациональных религиозных войн эпохи Контрреформации. И все лишь затем, чтоб много поколений спустя церковь действительно была отделена от государства.
Аналогия подходит и к той вековой борьбе между барщиной и денежной рентой, о которой у нас речь. В первой половине XVI века могло казаться, что рента побеждает, и Европа на пороге перемен эпохальных. Потом, однако, прокатилась по континенту мощная волна реакции и, вопреки ожиданиям, победительницей оказалась барщина (во всяком случае, на востоке Европы). И все лишь затем, чтоб столетия спустя история присудила-таки окончательную победу денежной ренте.
Есть масса объяснений, почему в результате этих капризов истории Восточная Европа оказалась в XVII веке в тисках "второго издания крепостного права". Самое популярное из них предложил известный уже нам современный историк Иммануил Валлерстайн в книге The Modern World System. Согласно ему, рождение капитализма в Западной Европе оказалось фатальным для Восточной. За превращение Запада во "всемирную фабрику" Восток заплатил превращением в "европейскую кладовую". Это "всемирное разделение труда" и привело повсюду в Восточной Европе и ,в частности в России, к закрепощению крестьянства, на столетия изуродововшего попутно судьбу страны.
Универсальность этого объяснения поначалу очаровывает. Но лишь до тех пор, покуда не присмотримся мы к деталям колоссальной картины, нарисованной Валлерстайном. А присмотревшись, обнаруживаем, что на самом деле была она куда более сложной. Оказывается, в частности, что в североевропейских странах, сумевших в XVI веке провести церковную Реформацию, т.е. утолить земельный голод помещиков за счет монастырских земель, крепостничество так и осталось явлением периферийным, т.е. не вышло за пределы бывших церковных имений, конфискованных государством.
На черных землях, как и на тех, что принадлежали вотчинной аристократии, процесс дефеодализации, начавшийся в XV веке, продолжался в этих странах как ни в чем не бывало. Естественно поэтому, что в свободных от крепостного права секторах народного хозяйства кокон предбуржуазии смог уже в XVIII веке превратиться в бабочку, расправить крылья и полететь. Короче говоря, тотальным крепостничество стало в Восточной Европе лишь там, где Реформация потерпела поражение, т.е. в странах католических. И в России.
Ошибка Валлерстайна таким образом в том, что он смешал в одну кучу две совершенно разные модели того, как отозвалось на Востоке Европы рождение капитализма на Западе (назовем их условно польской и шведской). Выходит, что не одни лишь анонимные экономические силы, которыми оперирует Валлерстайн, но и вполне конкретные национальные элиты несли ответственность за распространение в своих странах крепостного рабства.
Ведь разница между этими моделями поведения национальных элит бросается в глаза. Достаточно одного взгляда на историю, допустим, Дании или Швеции, тоже северных и тоже культурно отсталых стран, судьба которых, как и судьба России, решалась в историческом споре между барщиной и денежной рентой. Обеим, как и России, пришлось отведать и вкус феодальной реакции и произвол тиранов a la Грозный (иные из их королей во всяком случае были несомненными параноиками). В обеих складывалась грозная церковно-помещичья коалиция, чреватая тектоническим сдвигом. С большой степенью вероятности можно сказать, что и Дания, и Швеция побывали на самом краю той самодержавной пропасти, в которую провалилась Россия. Но не упали. Почему?
РЕФОРМАЦИЯ
Причин, наверное, немало. Но решающей выглядит все-таки секуляризация церковных земель, благодаря которой этим странам удалось, в отличие от России, сохранить и независимость своей аристократии, и будущее крестьянской предбуржуазии. Раздав помещикам конфискованные у монастырей земли, они насмерть поссорили их с церковниками, навсегда разрушив их коалицию и предотвратив тем самым роковой тектонический сдвиг.
Когда в 1536 г. король датский Христиан III арестовал епископов и отнял у монастырей их земли, утроив тем самым королевский домен, для помещиков наступил золотой век. Но затронула барщина в Дании лишь один этот сектор национальной экономики. Крепостное право не распространилось, как поветрие, по всей стране и никогда не стало государственной политикой. Даже во второй половине XVII века, когда русское - и польское - крестьянство было уже безнадежно закрепощено, барщину в Дании несло лишь 20 % крестьян, а продажа их без земли вообще не получила распространения.