Я успел поговорить с индейцами. Я знал их язык, их древнюю религию. Смешавшиеся с другими нациями потомки инков, они до сих пор хранили в глубине души веру в древних богов своей древней расы, которая пришла в упадок вместе с тем, кого звали Уайна Капак, Великий Инка, за год до того, как в Перу начал свирепствовать Писарро. Я знал кечуа, родной язык прародителей нынешних индейцев, и благодаря этому выяснил больше, чем если бы не обладал такими знаниями.
Индейцы сообщили мне, что в горах рядом с Уасканом появилось что-то. Они охотно говорили об этом, но ничего конкретного не знали. Только пожимали плечами с апатичным фатализмом. Что-то позвало юных девственниц не иначе, как для жертвоприношения. Quien sabe?
Ну, что ж, как антрополог я знал цену даже косвенным свидетельствам. Более того, моя работа для Фонда была сделана. Свои находки я уже отправил в Кальяо с вьючным обозом, а мои заметки хранились у фра Рафаэля. И потом, я был тогда молод, легок на подъем, новые места манили меня, а тайны горячили кровь. Я надеялся, что на Уаскане найду что-нибудь необычное… Или даже опасное.
Я был молод. А значит, и глуп…
Первую ночь я провел в небольшой пещере, которая защищала меня от ветра. В спальном мешке из овечьих шкур я чувствовал себя вполне уютно. На такой высоте никаких насекомых не водилось. Плохо только, что я не мог развести костер из-за отсутствия древесины или другого топлива. И еще я беспокоился о своем ослике, который оставался на морозе всю ночь.
Но он перенес стужу хорошо, и утром я снова навьючил его, стараясь держаться бодро. Туман стоял густой, но непроглядным назвать его я не мог.
Ветер еще не успел замести на снегу все следы. Последняя девушка покинула деревню за день до моего приезда, и это облегчало мою задачу. Я двинулся наверх в полной тишине по пустынной, дикой местности, и туман сразу же стал сгущаться, а тропа сужаться, пока не превратилась в еле заметную цепочку следов.
Вскоре мне пришлось идти буквально на ощупь, ведя за собой ослика. Следы девушки, которые я едва мог разглядеть, свидетельствовали о том, что она шла очень быстро, временами просто бежала. Наверно, туман тогда был не таким плотным.
Я двигался по узкой тропе над ущельем, когда лишился осла. Раздался скрежет копыт, потом веревка выскользнула у меня из рук, и ослик, падая вниз, прокричал что-то жалобное, почти как человек. Я застыл, прижимаясь к скале и слушая, как животное катится по склону. Наконец, громкие звуки приутихли, только шорох струящихся вниз камней и снега нарушал тишину. Туман стал таким густым, что я ровным счетом ничего не видел.
Я вслепую добрался до того места, где край ущелья обвалился под тяжестью ослика. Еще можно было повернуть назад, но я этого не сделал. Я решил, что цель уже близка. Легко одетая местная девушка не могла забраться на самую вершину горы. Нет, скорее всего, уже сегодня я окажусь в нужном месте.
Поэтому я двинулся дальше, осторожно нащупывая путь сквозь густой, безмолвный туман. Несколько часов я мог различать тропу только прямо под ногами. Потом неожиданно стало светлеть. Теперь я уже продвигался в таинственной полумгле по слежавшемуся снегу, отчетливо видя отпечатки сандалий прошедшей здесь девушки.
И вдруг следы исчезли. Я остановился и в растерянности огляделся по сторонам. Но ничего не смог различить кроме светлого пятна на мглистом небосводе, определявшего положение солнца.
Я встал на колени и руками расчистил снег, надеясь найти под ним заметенные ветром следы. Но их там не было. Тогда я стал пробираться в том направлении, куда, по моим прикидкам, двигалась девушка. Компас подсказал, что я иду точно на север.
Туман теперь, казалось, превратился в живое разумное существо, прятавшее за серой стеной какую-то тайну.
И тут вдруг все переменилось. Мое тело словно пронзил электрический разряд. Туманная стена совсем посветлела. Теперь я уже мог, как сквозь дымное, полупрозрачное стекло, видеть перед собой смутные картины.
Я продолжил путь – и тут туман исчез начисто!..
Передо мною лежала долина. Ее покрывал бледно-голубой мох, на котором краснели пятна крупных камней. Кое-где стояли деревья… Наверно, все-таки деревья, хотя такие мне еще никогда не встречались. Они напоминали смоковницы, и у каждого из них были голубые листья и по дюжине узких, как у бамбука, стволов. Стоя на мертвенно-бледном мху, они походили на огромные клетки для птиц.
Позади долины и над нею взгляд упирался в стену тумана. Я словно бы находился в просторной залитой солнцем пещере. Я обернулся – позади тоже стояла серая стена. Снег под ногами таял, и по голубому мху бежали тонкие журчащие ручейки. Воздух был теплый и бодрящий, как вино.