Шереметьево-1, некогда главный международный аэропорт, сейчас напоминал старый сарай, где суетились люди. Здесь царили грусть расставаний и радость встреч. И здесь возникало ощущение, что можешь в руке подержать кончики опутывающих земной шар нитей, которые ткут неустанно, изо дня в день, рейсовые самолеты. Отсюда улетали чартерные рейсы в Турцию и Эмираты, здесь ждали своего часа челноки. Но днем здесь гораздо многолюднее. Сейчас основной поток схлынул.
Автожучки и таксисты начинали цеплять клиентов уже в зале прибытия. 732-й рейс – богатый. Из Питера бедные люди на самолетах не летают. Вообще – самолет до Питера – для очень деловых. Все знают – удобнее провести ночь в поезде.
Дешевле в три раза. И вокзал в самом центре Москвы.
Поехали, – кивнула Анфиса наиболее приличному на вид водиле, у которого на лице было написано стойкое презрение к женскому полу. Такой уж точно не изнасилует, завезя в темный лес.
– До ближайшего метро? – поинтересовался он, оглядев ее с ног до головы и удовлетворившись увиденным – модная дорогая норковая шуба на клиентке была как визитная карточка человека, способного заплатить за машину.
– Нет, до дома, – ответила Анфиса и поинтересовалась: – Сколько?
– Недорого.
Недорого на самом деле было очень дорого. Но она пока могла не считаться с расходами. Гулять так гулять. Поторговавшись, она легко сбила сумму в полтора раза и дала в руки шоферу свои сумки. Тот зло посмотрел на нее, но послушно поднял сумки и погрузил их в багажник.
– Садись, – кивнул он.
Анфиса устроилась на заднем сиденье синей «Волги», и машина устремилась вперед…
Катька держала на ладони пакетик. Она смотрела на него почти ласково. Поскольку содержимое этого пакетика обещало ЖИЗНЬ на два дня. Потому что в пакетике был героин. А героин для нее – это пропуск в рай.
Героин был неплохой. Этот белый порошок делается где-то в лабораториях Афганистана. Там он стоит доллар. Тропами контрабандистов идет через афгано-таджикскую границу. Героин протаптывает дорогу в душу душманов и правительственных чиновников, бандитов и пограничников. И дело даже не в том, что стоит он очень дорого. Дело в том, какими темпами возрастает его цена, когда он переходит из рук в руки. В Таджикистане он стоит уже от пяти до десяти долларов. Там перепродается, распаковывается и отравляется в Россию. В основном – в столицу. Идет посылками. Везут его курьеры на поездах и на самолетах. Доставляют в чемоданах, коробках, с промышленными грузами, а то и в желудках. Это не так трудно, в желудке, зато надежно. Кладется порошок в два презерватива и глотается. Разъест желудочный сок презерватив, и–труп. Но разъедает редко… И вот порошок прибывает в Москву.
Впрочем, все эти перипетии Катьку интересовали мало. Это было из другого мира. Ее касалось путешествие героина по Москве. И то, что в конечном итоге он оказывается в её вене. Тут уже Катька знала, как и что. Она знала, что около трети ее сверстников – молодежи от шестнадцати до двадцати пяти – вбахивают регулярно героин, винт, черняшку. Марихуана уже считается безобидной штучкой, как раньше сигареты и куренье в школьных туалетах. На дискотеках продается экстези, и под его действием пацаны и девчата целые ночи, не переставая, трясутся в такт тяжелороковой музыке, сжигая силы, молодость, самих себя. Москва – город, где чуть ли не в каждом доме живет наркоторговец-барыга.
Иногда барыги садятся. Иногда дохнут от передоза или болезней, поскольку чаще сами сидят на игле.. Но от этого не становится труднее достать зелье. Это Катька знала. Наркомский стаж она имела достаточный. Сидела на винте – недолго. Винтовые долго не тянут. Сама барыжила, но много не зарабатывала – лишь бы самой хватило. И все для того, чтобы иметь дозу.
Хорошо это или плохо – не думала. Иногда падала в пропасть, из которой, казалось, не выберется. По утрам вставала, гляделась в зеркало и себя не узнавала. Умудрялась завязывать, снимала ломку. Потом опять начинала. Ей было неинтересно жить иначе… .
Катька развернула пакетик, взяла металлическую рюмку, сломала верхушку у ампулы с дистиллированной водой и принялась готовить раствор.
Приготовила, забрала прозрачную жидкость шприцем…
Тут с кухни прокричала вечно недовольная, раздраженная мать:
– Ты есть идешь?
– Иду! – крикнула Катька.
– Ну так иди быстрее!
– Да иду же!
– Анфисочка! – всплеснула руками тетя Маша, увидев ее на пороге своей квартиры. – Что же не позвонила, не предупредила, я бы пирожков испекла…
–Да не надо пирожков, – успокаивала ее
племянница. – Я торт привезла и вообще всякой вкуснятины из Ленинград а.
– Анфисочка, – укоризненно покачала головой тетя Маша. – Дорого же.
– Не дороже денег.
Прожив два года в городе на Неве, Анфиса так и не смогла привыкнуть к его новому-старому названию – Санкт-Петербург. Он по-прежнему оставался для нее Ленинградом.
– А Андрюша как же? Вы вместе? – суетилась тетя Маша, пропуская племянницу в прихожую.
– Андрей в Ленинграде.
«Еще утром мы с ним были в загсе, а вечером я в Москве, он – в Ленинграде!» – Мысль эта почему-то навевала грусть, в ней было осознание неизбежности изменений, непрочность сущего, и Анфиса поспешила ее отбросить,
Немного отдохнув, Анфиса направилась на кухню к уже хлопочущей там тетушке. Приезд надо отметить. Событие как-никак в ее жизни…
Стол у них получился на славу. Икра, осетрина, карбонат, свежие огурцы и помидоры. И зелень – для ноября удовольствие дороговатое. И еще бутылочка терпкого немецкого вина с совершенно непристойным названием «Молоко любимой женщины». Все это Анфиса изъяла из холодильника в Ленинграде. Она усмехнулась: два года бегала по магазинам, заполняя продуктами это двухкамерное полуторатысячедолларовое чудовище фирмы «Филипс», теперь о его содержимом придется позаботиться самому хозяину.
– Ты в Москву надолго? – поинтересовалась тетя Маша, раскрасневшаяся после выпитого вина.
– Навсегда, – нарочито легко произнесла Анфиса. – Я за ключами к тебе заехала.
– Почему? – Тетя Маша насторожилась.
– Мы разошлись с Андреем.
– Та-ак, – протянула тетушка, разведя свои худенькие руки. Тетя Маша была очень интересной и стройной женщиной в молодости, не утеряла она своего изящества и постарев. Ее телу незнакома была полнота.
– Бывает, – пожала плечами Анфиса.
– А все почему? Потому, что в церкви не венчаны, – сделала свое заключение тетушка. – Сейчас вон вся молодежь венчается. А вы в загс, и все. А без церкви какой это брак? Без церкви брак как бы и незаконный получается.
– Нам дали месяц на раздумье, – уточнила Анфиса, положив в рот кусочек карбоната со свежим огурчиком. Обожала такое сочетание, и чтобы ни кусочка хлеба. Она жевала, наслаждаясь вкусом, а выпитое по случаю встречи вино начинало кружить ей голову.
– Так вы еще не развелись! – обрадованно воскликнула тетя Маша. – Вот и хорошо. Сходишь со мной в церковь к батюшке нашему. Он подскажет, что и как. Андрея вызовешь. Обвенчаетесь. И всё у вас будет славненько…
– Нет, тетя Маша, – Анфиса отрицательно покачала головой. – Я уже все решила, так что лучше мне в квартирке обустроиться да работу себе подыскать.
– В квартире? – Тетушка замолчала и отвела от племянницы глаза.
– А что с квартирой? – насторожилась Анфиса.
– Да ничего, – пожала она плечами. – Ты деньги высылала, я за нее платила, Только ты у меня лучше поживи.
– Сдала?–догадалась Анфиса.
– Ну, сдала… Знаю, знаю, что ты не велела. Да люди больно хорошие. И деньги, подумала, для тебя будут не лишние. Чего ей пустой-то стоять?
Действительно, деньги не бывают лишними. Пока же еще финансовый вопрос Анфису нисколько не волновал. Она вспомнила о довольно внушительной сумме в долларах, лежащей на дне ее сумочки. Спасибо муженьку. Жест джентльмена.
– Вот, – опустив деньги в ее сумочку, сказал Андрей, когда наконец проникся сообщением о ее отъезде. – Не хватит, вышлю деревянными.
С Андреем она привыкла денег не считать. Он называл себя «начинающим бизнесменом», Его работа не ограничивалась только стенами офиса. Контейнеры, вагоны, машины, растаможка, нал-безнал, черная касса – телефонные разговоры о них Анфиса слышала каждый вечер и возненавидела эти слова. Андрей по телефону все время кого-то елейно уговаривал, на кого-то обрушивал молнии своего недовольства, кричал, кидал телефонную трубку. У него был свой бизнес, и в него он ее не пускал. Ей была уготована роль жены. А значит, и роль прислуги. Уборка, глажка, стирка, магазины, кухня и бесконечные «где? где?..»: «Где моя рубашка?.. Где мой галстук? Принеси, убери, подай…» И еще жена обязана в понимании Андрея быть вечерней дорогой игрушкой – это когда он вывозил ее на какие-либо приемы, фуршеты, встречи. Тогда Анфиса делала макияж, укладывала волосы, надевала вечернее платье, а Андрей доставал из сейфа специально купленные для таких случаев украшения. Свои ежедневные, не столь дорогие бриллиантики она сбрасывала в вазочку. Колье, перстни, серьги, браслет переливались в свете люстры дорогими бриллиантами и изумрудами. Изумруды очень подходили к карим глазам и каштановым волосам Анфисы. И Андрей всегда очень гордился этой покупкой. Драгоценности он покупал, когда дела у него шли хорошо и обламывались большие деньги. Он вывозил жену в люди, где она должна была с мало ей знакомыми людьми раскланиваться, улыбаться и создавать благоприятное мнение о своем муже.