Мрак, между прочим, оказался не кромешно-черным и непроницаемым. Постепенно Алеша высмотрел узкую полоску озарения над городом, а пониже — булавочные проколы береговых огней. Кое-что вблизи тоже обрело контурные очертания: граница понтона, труба, настил. Остальное зримо угадывалось при содействии звуков: буферный лязг состыкованных полусфер, кандальный звон крепежных цепей. В общем, через какое-то время беспечный мореплаватель решил, что в меру освоился и пора ему приниматься за дело. Тем более стало зябко и скучно без всяких полезных движений.
Для начала наметил он оглядеть, а вернее, прощупать все злополучное хозяйство, взятое под надзор. Девять понтонов, это: восемь стыков на пяти болтах каждое, восемнадцать люков, шестнадцать цепей, два распаечных ящика с кабелем метров на семьдесят, да еще восемнадцать щитов настила, проложенного пунктирными тропами по обе стороны пульповода. Все, как видите, парами, потому и сам понтон называется парным. А представляет он из себя грузоподъемный плотик из двух металлических емкостей, типа цистерны, которые скреплены бок о бок поперечинами. Ну — точно санки, водные санки солидного размера. К поперечинам прихвачены трубы и доски. А соединяются трубы меж собой на манер сустава коленной чашечки. Вот за этими чашечками почти метрового диаметра, за болтами, которые их удерживают, и нужно было присмотреть. Они хоть и мощные, гигантские, но против шторма — соломина, если отдать на его растерзание.
Шторм — вещь относительная. Электрику Губареву, потерпевшему, так сказать, кораблекрушение, его штормяга виделся буйным, свирепым, прямо-таки светопреставление в ночи. И тем не менее он нисколько не робел, даже напротив, был отчасти удовлетворен этакой страшной оказией. Конечно, само путешествие по волнам в мокрой телогрейке, со стынущей спиной не награждало особой радостью. Но когда все прекратится, счастливо минует — вот будет радость и торжество! Кто еще в свои восемнадцать лет может похвастать столь необычным приключением на море? Кто выдержал бы, кто отважился по собственному почину в яростном урагане себя испытать?
— Марина… Видела бы Марина! — восторгаясь своим мужеством, бормотал Алексей.
Но скоро поверхностные соображения выветрились из головы.
Маневрируя перед собой узким фонарным лучиком, будто слепец тростью, пробрался Алексей на соседний понтон, на следующий и еще дальше вперед. Прыжки через водные промежутки были сейчас слишком опасны, почти невозможны, и поэтому он отменил их благоразумно, одолевал преграды на карачках и ползком. Да и то, когда лез по трубе без света (фонарик убирал, чтобы освободить руки), а снизу подхлестывали волны, а сверху мочалил дождик, а полусферы на стыке ворочались, как живые толстобокие тюлени, тогда становилось хоть не жутко, но очень и очень не по себе. Такой номер не выкинешь для забавы. Лишь одна необходимость могла заставить. И она не только заставляла, толкала на риск Алексея, она еще помогала и хранила от падения, вселяясь в душу решимостью и верой, что он не должен, не смеет на работе утонуть.
А вообще-то, умозрительная завитушка на тему трагического финала, водолазных поисков и посмертной славы скользнула по сознанию парня и даже заинтересовала своей уникальностью. Но в ту же секунду другая, настоящая забота вышибла из головы дурь, настойчиво призвала к себе все внимание. Дело в том, что посредине опекаемого обрывка рефулера, где пятый понтон, обнаружилась нежелательная кривизна. Чтобы не лопнуть еще раз, плавучая полоса должна была дрейфовать прямолинейно, а здесь, оспаривая закономерность движения в потоке, она почему-то заворачивала, выгибалась серпом.
— Проклятье! — озадаченно произнес Алеша. — Если загнет круче, то ни болты, ни цепи не выдержат. Что из этого следует? Пока ничего…
Он замер, позабыв о дожде и холоде. Он стоял над изломом рефулера и думал, усиленно думал. Кстати, стоял на четвереньках для пущей безопасности. А к тому же светил и светил фонариком, не щадя батареек, не помня о них. Как многие в момент самоуглубленности и сомнений, Алеша подгонял свои мысли вспомогательной речью, сбивчивым бормотанием себе под нос:
— Так. Карандаша у нас нету, плохо. Его пузатый Галай прихватил. У нас в наличии только маленький ключ. И ножик. И ключ от квартиры. Не густо!.. Впрочем, тут никакой инструмент не поможет. Есть один инструмент — руки. Ну и голова сюда же. Почему заносит?.. Передний конец медлительней заднего. Задний быстрее переднего. Передний…
И вдруг, выпрямившись на коленях, трахнул себя парень в лоб кулаком. Однако удар был поощрительный, даже восторженный. Потому что идея все-таки родилась, возникла во тьме невозможностей, и для ее осуществления оставалось теперь только продумать детали, а там — поработать и «ура!». Полный порядок.