– Борис Михайлович, ты понимаешь, что война в ближайшее время неизбежна. Война с Германией. Это только вопрос времени, когда она случится.
– Да, товарищ Сталин, я тоже считаю такой вариант развития событий более чем вероятным.
– Так вот, мы высоко ценим всю ту работу, что ты провел в Гражданскую, делаешь сейчас, и будешь делать еще долго, я надеюсь на это. Но подготовить себе заместителя надо начинать уже сейчас. Почему Василевского? Именно потому что молод еще, но под твоим руководством быстро станет специалистом. И это не только мое мнение.
Теперь это коллективное мнение оказалось подтверждено перестановками в минобороны и Генштабе.
– Что решим, товарищи командиры? – вот чего Шапошников не любил, так это длинных совещаний с катанием пустых слов по кругу. И зачем эти все рассусоливания, в суть проблемы все посвящены.
По неписанной военной традиции, первым высказывался самый младший по званию Ну да, комдив Василевский.
– В целом устав очень хорош. Идеи в нем заложены передовые, некоторые даже выглядят несколько опережающими время. Но, я уверен, в таком деле надо играть на опережение.
– Я с Александром Михайловичем в целом согласен. В этом проекте дан совершенно иной подход к ведению боевых действий. Он совершенно опрокидывает наши устоявшиеся воззрения времен Гражданской войны. И он более сбалансирован, чем устав Тухачевского. Единственное – некоторые его положения, они возможны только при наличии соответствующих возможностей. Артиллерийское наступление возможно только при наличии такого количества снарядов, какое у нас отсутствует в принципе. Стрелковые подразделения должны быть насыщены ручными пулеметами и минометами, а по обоим позициям у нас пока совсем никак. А количество патронов, которые потребуются, это вообще фантастическая цифра получится! Я не говорю, что не надо усиливать стрелковые подразделения огневой мощью, наоборот, это насущная необходимость, но при отсутствии патронов или снарядов в остаточном количестве это будет просто прожектерство.
– И еще, хочу заметить, что такое взаимодействие между родами войск, которое требует данный устав, возможно обеспечить только при соответствующей связи. Проводная связь с этим не справиться. А с радиостанциями у нас дело обстоит мягко говоря, совсем плохо. Еще хуже обстоит дело с умением использовать радиосвязь командирами подразделений. – Это опять Василевский решил добавить важное, по его мнению, замечание.
– Я хорошо помню, как мы начинали пользоваться радиосвязью в сухопутных частях. Это начало Мировой войны и наступление на Восточную Пруссию. В армиях Реннекампфа и Самсонова переговоры по радио велись открытым текстом, без шифрования. Так что немцы были в курсе всех наших маневров. – вспомнил Шапошников.
– Может быть, имеет смысл откатать на каком-то округе, а потом по условиям учений и решить – внедрять его везде или не внедрять. – добавил Василевский.
– Думаю, выражу наше общее мнение, что Устав надо внедрять. – подвел итог совещания Шапошников. Он немного внутренне поморщился, на месте Смородинова упоминать Тухачевского даже немного в негативном ключе не стоило. Замечания его заместителей легли на стол и тут же отправились в сейф. Ненадолго. Борис Михайлович собирался пообедать и после обеда составлять свое заключение, которое уже завтра должно было лечь на стол Вождя. Вот только маршал не подозревал, что внедрение этого Устава уже началось.
Уфимские лагеря. 8 апреля 1940 года.
В свежеотстроенной казарме людно не было. Неделю назад стали заселяться комнаты, но в слишком многие помещения еще пустовали. При этом строились еще две казармы, а в перспективе было размечено место еще под несколько жилых помещений.
Обитатели казармы стояли на плацу, выстроившись в строгую линию. Это были командиры Красной армии в чине комбрига, которые были репрессированы в тридцать седьмом – тридцать девятых годах и, по счастливому стечению обстоятельств, не были сразу же расстреляны.
Из списочного состава в сто человек на плацу присутствовали чуть более семидесяти. Остальные еще подлечивались в медсанчасти, которая же была развернута, как и приличных размеров пищеблок, в котором сотня постояльцев терялась в пространстве. На проходной значилась скромная надпись: В/Ч 130031. Выстроившиеся в две шеренги на плацу военные были без знаков различия, впрочем, это им не мешало – в этой толпе все были равны. Это были репрессированные комбриги и равные им по званию политработники, впрочем, последних было почти в два раза меньше.