Надо было успеть подготовиться. Через два часа сюда соберутся руководители отделов разведупра. Вот так и начнем это болото приводить в божеский вид. Что у меня в запасе? Знания и методички. Знания персоналий. Кто, когда и зачем может помочь. Понимание, что кроме идейных помощников есть и материальный фактор. А то советского разведчика можно за рубежом определить сразу по прикиду.
А пока сумел оценить остроумие вождя, который смог менять легализовать, да еще самым очевидным образом. Начальник разведупра. Так чему удивляться, если из его конторки выходят данные по различным техническим вопросам, опережающим свое время.
Берлин. Принц-Альберхтштрассе, 8. Штаб РСХА. Кабинет Гейдриха. 18 июня 1940 года
Все говорили, что Рейнхард Гейдрих обладает скверным характером. Еще утверждали, что он неподкупен и договариваться с ним бесполезно. За редким, очень редким исключением. Но фюрер видел полезность Гейдриха и оставлял без внимания многочисленные жалобы на него. Получив в свои руки такой инструмент контроля и подавления, как РСХА, Гитлер просто не мог куда-то убрать человека, создавшего и отладившего работу этой системы, как хороший мастер настраивает и регулирует элитный швейцарский хронограф. Убежденный нацист и антисемит, Рейнхард настаивал на скорейшем и решительном решении «еврейского вопроса» и был противником высылки евреев куда-нибудь, даже в СССР. Сейчас руководитель РСХА ожидал визита заместителя начальника Абвера Франца Эккарда фон Бентивиньи. Тем более, что полковник запросил встречу через голову своего шефа, что еще больше вызывало у Гейдриха интерес. Последние две недели он был озадачен сбором информации по Советскому Союзу и перенацеливанием разведывательных служб на работу против бывшего временного союзника. У самого Гейдриха известие о том, что начинается разрабатываться план нападения на СССР никаких эмоций не вызывал. После покорения Британии СССР был единственной крупной державой, лежавшей на пути тотального господства арийской расы. Гейдрих несколько наивно полагал, что, получив производственные мощности Британии и Франции и богатые природные ресурсы СССР, США можно будет легко сбросить со счетов.
Бентивиньи появился ровно в одиннадцать часов. После короткого приветствия Гейдрих внимательно уставился на человека, который был его доверенным лицом и только поэтому удержался на своей должности в Абвере.
– Позавчера мои люди наконец-то нашли дневник адмирала. Это оказалось настолько важным, что я не решился доверить его даже Рудди.
– Давайте. Что тут главное?
– Даже не то, какой подлой лисой был Адмирал. Вы прочтете сами как он характеризует руководство Рейха. Главное – там есть связь с двумя высокопоставленными агентами в СССР, о которых знал только адмирал. Если бы не этот дневник…
– Что это нам дает?
– Один – высокопоставленный чиновник в их экономическом ведомстве. Это картина экономического потенциала страны. Второй – большой военный командир. Очень возможно, что его сведения о состоянии их армии окажутся нашим главным козырем. В другом тайнике были обнаружены предметы, которые служили для опознания связных.
– Как вы прикрыли свой визит?
– Вы еще на прошлой неделе требовали отчет об украинских националистах, сотрудничающих с Абвером, и их использовании в ближайшее время. Доклад еще с полудняв вчерашнего дня лежит в приемной Бамлера.
– Понятно. Рудди второй день в отъезде, а доклад потребовался мне немедленно. Давайте, я ознакомлюсь.
Тамминиеми, Гельсинфорс. 23 июня 1940 года.
Голова у товарища Жданова болела, как раньше еще не болела. И виной тому было не высокое давление, и даже не перемена погоды. Перепой – хроническое состояние русской души. А ведь все начиналось вполне дипломатично. Андрей Александрович приехал на встречу с маршалом Маннергеймом, которую оговорили по дипломатическим каналам несколько дней назад. Но надо было как-то остаться с маршалом наедине. И тогда Жданов признался, что в годы Мировой войны служил под началом маршала, который командовал тогда кавалерийским корпусом. Руководитель Ленинграда почти не врал. Он служил в артиллерии, но вот только не под началом руководителя Финляндии. И тут Маннергейм пригласил Андрея Александровича в свой кабинет, чтобы вспомнить ту войну и обмыть эти воспоминания по чисто русской традиции. Маршал лично налил собеседнику отличного сухого французского вина, отобранного по его просьбе в самом приличном магазине Хельсинки. Потом они обменялись несколькими анекдотами, смеясь несколько громче, чем следовало бы, чтобы смех выглядел естественным.