Их командир, ударив коня по бокам, помчался к чародею. Конь почти тут же перешел на галоп — не столько от пинков, сколько от ударов балками по крупу. Мешторгазий, как и полагалось магунам, последовательно применял Первый Принцип, и мост очищал себя с минимальным расходом сил: теснил к северу тех, кто был на северной половине пролета, и к югу — с южной. Проще всего было бы, конечно, сталкивать в пропасть, но, видимо, уже в ранневековье предшественники магунов ценили человеческую жизнь.
Услышав щелчок собачки сзади, Дебрен мгновенно обернулся, но запоздал: арбалетчик, о котором он совершенно забыл, как раз заканчивал свое дело.
Он стоял близко. Дебрен четко видел наглый блеск зубов и болт, нацеленный ему в грудь. Универсальный, треугольный, достаточно узкий наконечник, способный пробить средней крепости латы, и достаточно широкий, чтобы нанести тяжелое повреждение животному. А еще на болте были зазубрины, удерживающие его в ране.
— Умри! — торжествующе крикнул арбалетчик.
Сзади что-то раздувалось, скрадывало белизну заснеженного леса, но Дебрен позволил себя загипнотизировать выкованной каким-то деревенским кузнецом дрянью и плохо осознавал происходящее.
Арбалетчик тоже. Он умер слишком быстро. Граненое острие алебарды вошло ему в спину под лопаткой и на мгновение вышло в районе левого соска. На мгновение — потому что конь мчался галопом, и Збрхлу надо было либо сразу же вытащить острие, либо распрощаться с оружием.
Збрхл вытащил. Успел. Из-под одежды у него сочилась кровь, но ротмистр был в лучшем состоянии, чем конь Гензы, бежавший на трех ногах — четвертая поднималась вверх, едва коснувшись земли. Говорят, что лошади, как и собаки, становятся похожими на своих хозяев. Только эта теория, в справедливости которой Дебрен сомневался, объясняла тот факт, что несчастное животное довезло сюда ротмистра. Генза бы тоже довез, получи он такой приказ.
— Осторожней! — загудел Збрхл, указывая окровавленным концом алебарды на кого-то сзади. Дебрен присел, прыгнув под защиту колеса, свято уверенный, что предостережение касается конного топорника.
Он ошибся.
Сверху ему на шею хлестнул ледяной поток. К счастью, он был в капюшоне, и основная масса воды стекла вниз, а не попала ему за воротник и не парализовала. Это было очень важно, потому что у парня, который замахивался на Ленду бадьей, а теперь вылил магуну на голову содержимое кожаной шапки, был еще и серп. Только то, что Дебрен мгновенно загородился палицей, уберегло его лицо от кривого острия.
Второй раз загораживаться Дебрен не рискнул. Слишком тяжелое оружие, неудобная позиция, да еще и тот второй, конный. Он ударил палицей вверх, и пока парень заслонялся, закатился под фуру. Из-за конского трупа здесь было тесно, но кое-как он все же уместился.
Потом, немного сзади, в поле зрения появились четыре заканчивающиеся копытами ноги. Три здоровые и одна болезненно приподнятая кверху.
— Ты?! — с торжествующей яростью зарычал Збрхл. Дебрен услышал знакомый свист серпа, завершившийся ударом стали о дерево. Потом дерево ударилось обо что-то мягкое, тяжелое, и наконец это мягкое, тяжелое и совершенно безжизненное свалилось на бортик фуры. — Паршивец!!! Ногой!!! Петунку?!
Топорник был не дурак, он попытался воспользоваться тем, что у его коня было четыре здоровых конечности, и попросту бежать. Нанесенный топором удар тоже не заставил бы его стыдиться: сыпануло искрами, а конь Гензы покачнулся. Збрхл не успел ответить — с моста уже подбегали три дровосека. Но Дебрен помнил зарубленного у колодца урсолюда, помнил, как беспомощно двигалась покрытая синяками Петунка, и заранее поставил пятиспичное колесо на дурне, поднявшем на нее ногу. Он начал выбираться из-под фуры с другой стороны, потому что Збрхлу, видящему перед собой четырех противников и возможность отомстить за Петунку, было не до того, чтобы беспокоиться о человеке, которого топчет его конь.
Дебрен был рядом с колесом, когда двойной хруст покончил с карьерой двух дровосеков. Третий звук переламываемых сталью костей послышался, когда он стоял на коленях. Вороной в этот момент был уже далеко, но это мало чем помогло наезднику.
Мост, действуя последовательно, перегородил несколькими балками поручней единственный путь к бегству. Вороной пытался пробиться силой, но мост, уже расправившийся с большинством крестьян, теперь вел себя немного более продуманно, и свободная от напора балка помогла подвергшейся нападению соседке, ловко ударив по бабкам коня. Животное отскочило, тревожно взвизгнув.
По борту фуры ударил первый снаряд. Дебрен сразу так о нем и подумал: именно первый. Неожиданно сделалось слишком хорошо, чтобы это могло продолжаться долго. Краем глаза он видел неподвижный девичий силуэт, падающие поручни, рядом с которыми не было уже никого, кроме убитых и раненых. Группа старостовой дочери, отступая от балок-самобоек, вернулась на северный берег. Лучники на Осыпанце были уже высоко. Настоящие проблемы только еще начинались.
У Збрхла тоже были проблемы — с конем. Сразу за телегой несчастное животное получило стрелу в грудь и медленно оседало на колени. Встать конь не смог, но наездник успел вырвать ноги из стремян и перескочить через холку. Покалеченный не меньше коня Збрхл заметно покачивался. И — Дебрен заметил только сейчас — был не в латах. Топорник почувствовал возможность, пришпорил вороного, напал.
И переборщил.
Теллицкие пехотинцы уважали Збрхлову алебарду, поскольку это было оружие, способное выдержать атаку рыцарей. Топорник же рыцарем не был и поступил исключительно глупо, напав на Збрхла в лоб.
Алебарда Збрхла, в два раза более длинная, чем топор, описала вертикальную дугу быстрее, чем бердыш Ленды. Дебрен упустил детали, слегка замороченный болью, но упустить концовку было невозможно. Забрызганный кровью вороной промчался мимо магуна, а то, что еще мгновение назад было наездником, свалилось на камни в виде двух одинаковых половинок тела.
Внезапно сделалось очень тихо. Совсем тихо. Впоследствии старые вояки рассказывали по корчмам о таких ударах, но не на трезвую голову и не в многочисленном обществе, потому что мало кто любил выслушивать конченых вралей.
Сам Збрхл с некоторым недоверием смотрел на результаты своего деяния. Ленда, обернувшись к ним, замерла.
Какое-то время возможность счастливого финала колебалась, как канатоходец на канате. Дебрен почувствовал: еще несколько мгновений такой общей подпитываемой изумлением и страхом тишины — и толпа разбежится.
Увы, кое-кто когда-то отказался от вполне разумной идеи пустить попугая на бульон. Канатоходцев убивают легкие, не стоящие упоминания порывы воздуха.
Их погибель носила имя Дроп.
Птица первой заметила мчащегося галопом по тракту Збрхла и вполне разумно предоставила ему арбалетчика. Решение перелететь на другой берег и заняться наиболее опасными в такой ситуации лучниками тоже с лучшей стороны говорило о стратегических талантах советника покойного грифона. Но момент оказался самым неудачным, какой только может быть, и Дроп свалился на шею стоявшего выше других лучника в совсем неподходящее время.
Мужчина, получивший неожиданный удар, покатился вниз по склону. Дроп клюнул в лицо одного из пращников, который тоже свалился с ног, а остальные стрелки вынуждены были прикрываться луками и ремнями пращей. Однако общий результат его нападения оказался жалким. По толпе пробежал гул, старостова дочка подбежала к ближайшей телеге, взобралась на скамью возницы и воинственно закрутила мечом.
— Курицу испугались?! Брюхатого деда? Ярмарочного фигляра, который со страха кровью срет?
Возможно, она и не достигла бы цели, но второй пращник запустил в Збрхла камнем. Очень точно. Ротмистру пришлось спасаться нырком, раненая нога не выдержала, и Збрхл, как и пристало брюхатому деду, упал. Дебрен подскочил, схватил его за локоть, потащил назад к телеге. Ленда шагнула было в их сторону, на мгновение замерла, потом в явном отчаянии взмахнула рукой и, падая на колени, хватила бердышом о брусчатку.