Збрхл прав. Он сделал для Ленды все, что мог. Разум подсказывал ему, что надо сдаться, положиться на судьбу и милость грабогорского суда. Уйдет время на дорогу, испытание горохом, да и на процесс тоже. Может, подвернется оказия… Ей не сделают ничего хуже, чем может в любой момент сделать любая из стрел, а за три-то бусинки уж наверняка без всякого «может» это сделает меч щитоносца. Судьба, которая хуже смерти, ей не уготована. У нее есть пояс. Она свято верила в то, что не переживет силовой попытки снять его, и Дебрен запросто заразился этой верой. Она не была покорной овечкой, наверняка знала, что говорит.
Она прекрасна. Никто без причин не убивает прекрасных девушек. Как хорошо, что она до конца, даже взяв бердыш и отправившись на собственную казнь, осталась женщиной, что пришла сюда в парике и кургузом, слегка неприличном платье. Таких мужчинам убивать труднее. Если б она выбрала штаны… В бой ходят в штанах. Даже Петунка тогда, одиннадцать лет назад…
«Хотела в штанах, но… Не знаю, зачем это тебе, но изволь: я в юбке побежала. Такой зеленой, в которой с высокими башмаками на охоту хожу».
Погоди! Почему в такой момент ему в голову лезет какая-то чертова юбка? В случае Ленды отсутствие штанов имело смысл: она боролась за каждое мгновение, хотела быть уверена, что успеет трижды обежать вокруг трактира, прежде чем грифон или кто-нибудь из его приспешников ей помешают. Но одежда Петунки? Они скоро умрут, а он…
Умрут. Как Цедрих. И как в мыслях должна была умирать одиннадцать лет назад Петунка. Ворожба ворожбой, но ведь она тогда была старше, чем Ленда сейчас, несла на плечах бремя опыта, который многих убил бы трижды. Мудрая, рассудительная женщина. И однако…
«Но я, дурная баба, переодевалась!»
Погоди…
«Ослабела немного. Слишком поздно на мост собралась».
Не успела. Прибежала точно так-, как Дебрен: слишком поздно, чтобы спасать, слишком рано, чтобы стать свидетелем кошмара. Запомнить навсегда, как мало недоставало.
Потому что она переодевалась. Несмотря на болезнь.
«Ослабела немного».
Погоди. Она была больна, бежала бороться и наверняка умирать. Если человек в последний момент меняет штаны на юбку… Вдобавок кургузую, охотничью, не очень подходящую, чтобы красоваться в ней перед сотнями мужчин… Нет, что-то тут не так. Женщины иногда поступают странно, им случается делать непонятное, но Петунка…
«…ни царапины, а он…»
Ведь она не обманывала, когда он спрашивал о том дне.
«Тебя интересует кровь? Я пролила кровь. Ну и что? Какое это имеет отношение к Ленде?»
К Ленде — почти никакого, но судьба ее и Збрхла, их общая судьба зависела от честного ответа. Значит, она не солгала. Впрочем, она уже раньше говорила о своей крови, пролитой на мосту.
«Баба, течет из нее все, что только можно: слезы, сопли, кровь…»
— Дебрен! — Он почувствовал нажатие пальцев на локте. Збрхлу приходилось шевелить левой рукой, больной, чтобы не упасть. — Зови Врахту. Ничего ты… не сделаешь.
Петунка тоже не смогла. Она была всего лишь женщиной.
Наконец он понял! Где-то на границе подсознания проклюнулся ответ на вопрос, который Дебрен не решался задать себе напрямую.
Да, у них еще были шансы. Потому что обе — и Петунка, и Ленда — женщины. И могли совершить чудо, которое по скупости природы не могли совершить мужчины.
— Дроп! — Он почти взвыл, щукой метнувшись под фуру. — Подлезай под нее, немедленно!
Птица, пораженная силой крика, подняла голову. Сзади, всего в десяти саженях, выглянула из-за щита половина человеческой головы. Врахта, инстинктом старого служаки учуяв перелом в битве, рискнул подняться на ноги, высунулся из-за скалы до застежки пояса.
— Неррреаррьно! — заскрипел попугай ломким от горя голосом. — Ррразрррыв кожи, неррреаррьно!
Да, это-то Дебрен уже знал. К счастью, Бог родился мужчиной. И у него не было причин разрешать эту проблему более прилично.
— Влазь! Между бедрами! И вытащи портянку!
Портянки вовсе не обязательно засовывают в башмак.
Дроп заколебался, но исчез в снегу быстрее, чем Збрхл понял, в чем дело.
— Не надо… белого флага. Просто… крикни.
Дебрен, подгоняемый надеждой, выжал из себя остатки силы и пальцем левой руки послал в щитоносца пирошар. Шар эффектно взорвался над головой солдата, не причинив вреда, но заставив его присесть, замереть надолго. Они выиграли немного времени.
С неба свалились три новые стрелы. Уже целая клумба красных цветов окружала Ленду. Ни один не касался стальным корнем ее тела, но если б судьба справедливо распределяла места попаданий, одна из нескольких очередных стрел должна была угодить в противоестественно пустой центр круга. Оставались уже не бусинки, а мгновения.
— Скорее, Дроп!
Капля горящей смолы пробилась сквозь рукав, обожгла. Это было хорошо, потому что, когда сверху рухнула четверть бортика, Дебрен уже помнил об огне. Успел даже подумать, что лежа здесь, под фурой, они, быть может, совершают ошибку. Исправить ее он уже не успел.
— Изви…
Последние звуки извинений Дропа утонули в гуле разрывающегося сухого кладочного раствора. Камень величиной с сундук взлетел в небо со страшной скоростью. Однако Дебрена не успели ужаснуть ни маленькая беспомощная птица, замершая в стопе от цели, ни громадные камни, падающие на Ленду и заменяющие красноперые стрелы. Потому что его мгновенно привели в ужас остатки досок, свалившиеся у него перед лицом и тут же подпалившие веревку. Ту, на конце которой…
Он выскочил из-под телеги на четвереньках. Край капюшона тлел, справа от замершего в изумлении щитоносца вырастал столб ледяной воды, слева с грохотом вырывался из пролета второй замковый камень. Мост дрожал; зловещий низкий шум нарастал в его чреве.
— Дерьмо и… — Збрхл сумел проговорить это почти нормальным голосом. — Хватай ее!
Следующие три камня — из них один с воющим щитоносцем на хребте — выскочили из-под снега.
«Кровь правильная, — загудело у Дебрена в голове. — Набор условий исчерпан. Справедливость вос…»
Очередное щупальце воды угодило в укрытие мозговика. Сквозь дым, пыль и брызги липкой жидкости Дебрен увидел вертящийся в полете проржавевший сундук, из которого выливалась святая вода и вытекали желтоватые испарения. Мешторгазий не пожалел мыслящей субстанции, и хотя возраст, а теперь и обогащенная нейтрализаторами магии святая вода взяли свое, мозговик, даже погибая, выполнял волю творца. Дебрен не мог бы этого доказать, но в том, что крышка сундука внезапно открылась, скорее всего не было ничего случайного.
Сундук упал на щитоподобный камень сразу за головой Ленды. Если б не открывшаяся крышка, посланная в небо стрела попала бы не в нее, а двумя стопами ниже — в шею девушки.
Дебрен перескочил через лужу огня и навалился животом на еще нетронутый участок веревки. В этот момент по разрушенному пролету разбежалась паутина трещин, и под аккомпанемент оглушительного грохота огромная каменная арка, удерживаемая застывшим кладочным раствором, начала разваливаться. Очень своевременно.
Из дыр, оставшихся от выломанных замковых камней, не столько вытекали, сколько вываливались пузыри желеобразного вещества, а с неба валил снег. Чары переставали действовать.
Несколько мгновений Дебрен лежал, наматывая веревку на кисть наполовину бездействующей руки, и беспомощно смотрел на выбегающих из укрытия солдат. Щитоносец на пару с замковым камнем полетел в пропасть, те, что были справа, убегали не оглядываясь, но Врахта и его окружение кинулись к мосту.
Если у мозговика не хватит сил… Мост, получивший мощный удар в слабую по природе подбрюшину, уже шел трещинами вдоль и поперек, но мог бы так продержаться еще и двести лет, если какой-нибудь кретин не затащит на пролет хорошо нагруженную телегу.
Желе, языки которого пробились на наружную сторону пролета, мгновенно возвращалось к своему первоначальному состоянию. Потоки воды, освобожденной от действия проклятия, рвались во все стороны, смывали снег, бурно устремлялись в пропасть, прихватывая на пути даже очень крупные камни. Покрывающие мост двухсаженные сугробы таяли на глазах, словно брошенные на гигантскую раскаленную сковороду. Врахта, бегущий с луком у бедра и стрелой на тетиве, еще не видел Ленду. Но в любой момент…