В комнату, топая кирзовыми сапогами, вошел широкоплечий парень в солдатской гимнастерке. Тот самый токарь, который приглашал меня на свидание.
— Привет, Олег! — обрадовался Кукушкин. — Ребята пришли к нам на экскурсию. Десятиклассники. Хотели им танцы организовать, а проигрыватель скрутили, — пожаловался Вася Олегу. — Сорвалась моя агитация. Помогай их агитировать поступать к нам на завод.
— Танцы не отменяются, — сказал Олег спокойно. — Кавалеры выбирают дам! — Быстро свернул газеты кульком. Над спичкой разогрел сургуч и приклеил иголку к носику раструба. Начал пальцем вращать пластинку. И она ожила.
Первым подал голос визгливый саксофон. К нему сразу присоединились флейта и скрипки. Сердито загудел большой контрабас.
— Олег, ты отвечаешь за музыку. — Вася одернул ковбойку и подошел ко мне: — Приглашаю!
— Я не танцую! — ответила я. Мне не хотелось злить Эллу. Она и так с Кукушкина глаз не спускала, ревниво следила за ним.
Комсорг подхватил Эллку. Она сразу заулыбалась. Наконец, осмелели и наши мальчишки. Стали приглашать девочек танцевать. Олег посадил к проигрывателю Терехина. Показал, как надо крутить пластинку. Подошел ко мне и пригласил танцевать.
Олег танцевал плохо. Наступал сапогами мне на ноги. Я невольно вспомнила Алика Воронцова. Жаль, что он не пришел на завод. Он прекрасно чувствует музыку, красиво водит. С ним во время танца я никогда не уставала.
Олег рассказывал о себе. Перед ним после окончания службы в армии тоже стоял выбор, куда пойти.
— Пошел в рабочие, — говорил он. — Ведь рабочий класс — основа всех основ. Все делается его руками, начиная от маленького винтика для часов и кончая гигантской многоступенчатой ракетой. Приходи на завод. Сама убедишься: рабочий — профессия важная!
Вовочка Терехин плохо справлялся с поручением. Он то быстро разгонял пластинку, и мы двигались в бешеном темпе, то вдруг едва крутил ее. Оторвал руку от пластинки, и музыка прекратилась.
Недовольные танцоры расходились по углам.
— Ребята, Элла обещала прийти работать к нам на завод, — сказал Кукушкин. — Видите, помогла агитация танцами.
— Вася, не выдумывай! Я не обещала! — Элла вскинула недовольно голову. — Не люблю глупых шуток, я иду в институт!
— Много вам нужно на завод учеников? — спросила я с вызовом, в упор смотря на чистоплюйку и кривляку Эллку.
— Сто человек примем, — торопливо сказал Олег.
— Сто человек я не приведу, а за десятерых ручаюсь, — заявила я горячо. — Честное слово, уговорю ребят.
— Вот это по-нашему, по-комсомольски, — похвалил меня Кукушкин. — Заводная ты, Анфиса. Приведешь десять человек — всех примем! Просись в механический цех, нам токари нужны до зарезу.
— Придем! Я приведу ребят, — твердо сказала я. — Маша Королькова пойдет со мной. — Я загнула палец, — Андрей Задворочнов, Виктор Куликов. — Я сделала паузу. — Может быть, Алика Воронцова уговорю!
— Ври больше, — оборвала меня Эдигорян. — Как же, Алик твой пойдет! Вот уж рассмешила.
— Пойдет. Я его уговорю.
— И Машу Королькову уговоришь?
— Уговорю.
Мы вышли из проходной вместе с утренней сменой рабочих. Рядом с нами шагали парни и девушки — металлисты. «Советую учиться на токаря. Я тебе скажу: стоящая специальность», — вспомнила я слова Олега и улыбнулась. А для пожилого усатого рабочего фрезеровщик — выше токаря.
Что важнее, можно после разобраться. Обе профессии нужные. Главное, и токарь, и фрезеровщик — рабочие люди. А рабочий класс — основа всех основ. Не пойти ли мне в самом деле на завод? Может быть, я согласилась сгоряча. Но там, действительно, много интересного.
Редко выдается такой радостный день. В троллейбусе я оторвала счастливый билет: 486882. Еще не веря в свою удачу, медленно складывала одну цифру за другой. Сумма трех первых чисел равнялась сумме трех последних.
Радости моей не было предела. Я уже не могла рявкнуть на соседа и потребовать, чтобы он убрал под лавку свой дурацкий чемодан, пока еще не порвал мне чулок. И хотя острый угол по-прежнему скреб по ноге, терпела. Счастливая должна быть щедрой и доброй. Я вычитала это в каком-то романе. Сейчас мне представился случай доказать узнанное на деле.
На полу соблазнительно поблескивала пятидесятикопеечная монета. Ее можно незаметно поднять и опустить в карман.
— Кто выронил деньги? — громко закричала я на весь троллейбус, сверкая улыбкой.
— Мои деньги.
Пьяный явно обманывал меня, но я заставила себя поверить, что монета его. Если я с трудом поборола алчность и готова была совершить нечестный поступок, то какое право имела строго судить неизвестного?!