Бугор радостно ударил двумя железными крыльями, как литаврами, и вылез из машины.
— Боб, забирайся на левый борт для равновесия! Смотри, чтобы наше корыто не перевернулось, — командовал Свистунов. — А вы, начальник, в кабину!
— Я постою. Ничего не случится, — спокойно ответил Александр Савельевич.
— Комиссар, найдется кому уравновешивать! — настаивал Володька, добираясь до мотора машины.
Холодные волны, куски синего льда с треском били по вездеходу, как удары тяжелого молота. Я высунула голову и напряженно смотрела. Бугор лежал над гусеницей и что-то делал. Руки по локти в воде. Налетела волна и окатила парня.
Володька привернул крыло и переполз на правую сторону вездехода, не обращая внимания на перекатывающиеся волны. Машина качнулась и зачерпнула воду.
На крыле проворно оказался Боб Маленький. Машина выпрямилась, как чаша весов под гирей.
Бугор работал, не обращая внимания на бьющие волны и брызги воды. Острый кусок льда ударил в кузов. Вездеход развернуло. Высокая волна нагнала машину и обрушилась сзади, обдав нас всех холодной водой.
Мне показалось, что скалистый хребет на берегу пришел в движение. Но хребет со снежными пиками стоял на месте, а крутилась на течении наша машина, наполняясь водой.
— Вруби четвертую, Малюта! — громко крикнул Бугор, наконец, прикрутив направляющие щитки на гусеницы, и смачно выругался.
Вездеход ударился днищем о торчащий камень и медленно двинулся поперек течения к скалистому правому берегу.
Но бурная Сеха-яха не думала сдаваться, отшвыривала от берега, старалась разбить вездеход о горбатые спины камней.
Преодолев стремнину, стальная коробка у берега пошла быстрее. Шипы траков заскребли по земле, осыпая гальку. Нос вездехода задрался, а кузов нырнул в реку. В его четырехугольном ящике заплескалась вода, всплыли спальные мешки. Неожиданное купание в ледяной воде не доставило нам радости.
Страх еще не прошел, и мы молчали, уставившись на бурную реку. Каждый думал об этой проклятой переправе, с трудом веря в свое счастье и избавление от плена.
«Да, хороша поездочка! Хороша!» — отжимая воду из ватника, подумала я.
— Баба-Яга приглашала в гости! — нервно смеялся Президент. — Бр-р, мешок с костями предлагала!
— А марки не сулила? — спросил Аверьян Гущин.
— Нет.
— Не нравится мне Баба-Яга! — Володька почесал пятерней бороду. — Цыпленок, дай закурить твоих подарочных. Мои сигареты размокли.
— Держи.
Бугор жадно затянулся. Я стыдливо опустила глаза и не смотрела в его сторону: трусом его считала, а он так невозмутимо лежал на узком крыле машины, прикручивая крылья над гусеницами! Трусу такое не под силу! Волны Сехи-яхи и льдины каждую минуту могли сбить его в реку.
Александр Савельевич вылез из машины. Шагнул, прихрамывая. С мокрой одежды стекала вода.
— Злая Сеха-яха.
— Баба-Яга, — сказала я.
— Злая Баба-Яга! — согласился начальник партии.
Вездеходчик хлопнул дверцей машины. Огромная шапка сползла ему на глаза. Он угрюмо молчал и, чтобы не видеть упрека в наших глазах, нырнул под днище машины. Через минуту он уже держал шприц с солидолом и старательно смазывал ленивцы и звездочки машины.
Александр Савельевич жадно курил, глубоко затягиваясь. Он смотрел задумчиво на широкую реку, вслушиваясь в грохот перекатываемых камней.
— Подержи! — Володька Свистунов протянул мне мокрую телогрейку.
Я хотела помочь ему, но меня опередил Президент.
Выкрутив телогрейку и ковбойку, Володька стащил с себя тельняшку. Я поздно отвернулась. Успела заметить на его шее тяжелый крест на медной цепочке. Это было для меня открытие.
Неужели Бугор верующий? Вроде, непохоже. Если он не верует, зачем тогда таскает крест, шею стер цепочкой до крови?
— Свистунов, возьми куртку! — Александр Савельевич начал раздеваться. — У меня теплый свитер. — Он не обратил внимания на крест, как будто знал о нем давно.
Володька не отказался от меховой куртки начальника. Он подошел, широко улыбаясь.
— Выпьешь?
— Надо согреться.
Александр Савельевич налил из своей фляжки в кружку спирта.
— Анфиса, достань что-нибудь закусить. Тушенку или корейку.
— Не надо, комиссар! — махнул рукой Володька. Выплеснул спирт в рот и, захватив горсть снега, жадно заел. Летную куртку держал на весу перед собой и не торопился надевать. Лицо раскраснелось. На его литых чугунных плечах синели две выколотые розы с листьями.