Свистунов отодвинулся. Я присела на край ящика.
— Сколько здесь взрывчатки?
— Пятьсот килограммов.
— Так много?
— Ерунда… На неделю хорошей работы… Должны еще прислать, а то и по рубчику не заработаешь.
— Александру Савельевичу сообщи побыстрее, — спохватилась я. — Ольга передаст. Вертолет привезет взрывчатку.
— Посиди, успеешь к начальнику. — Володька обнял меня. — Как работать будем, надо договориться. А мы с тобой все рядимся и никак не решим.
Я не сбросила руку Свистунова с плеча. Он это понял как уступку и сильно сжал меня огромными ручищами. Неожиданно запрокинул голову и впился в губы. Я попробовала отбиваться, но ничего не могла сделать.
— Пусти, Бугор! — хрипела я, стараясь вырваться.
Но Свистунов не слышал, рвал на груди мою штормовку.
Мне удалось вырваться, и я со всего размаха ударила Бугра коленкой. Он сразу обмяк.
Я спрыгнула с ящиков и забилась в угол палатки. Володька медленно двигался на меня, страшный, злой, растрепанный. Спасения не было. Напрасно я вертела головой по сторонам, лазейки, чтобы улизнуть, не было.
— Не подходи, паразит!
Бугор остановился, нацелился сбить меня и опрокинуть.
Я схватила коробку с капсюлями-взрывателями. Крепко зажала в правой руке подвернувшийся железный ломик.
— Ну иди, иди! Я сейчас как тюкну! — и замахнулась.
— Что ты делаешь, психованная? — крикнул Володька, опасливо втянув голову в плечи. — Положи детонаторы. Взлетим к черту!
— Черт с тобой! — Я шла на Бугра, держа над головой занесенный для удара ломик. — Как тюкну сейчас! Хочешь, тюкну!
— Ты что, дура? — Бугор ударился о натянутое полотнище палатки и испуганно отскочил. — Стой, дура!
Володька рукой нашел дверь и выскочил из палатки. Я неслась за ним. Бугор летел, не оглядываясь, в сторону Главного, как длинноногий лось, которому не страшны болота, озера, подросты и моховые кочки.
Добежав до ручья, я остановилась. Села на камень и заплакала. Несколько придя в себя, подумала: «Володька не может быть товарищем. Почему я такая невезучая?». Я перебирала в памяти свою незамысловатую жизнь, жалела себя.
Оставаться в отряде нельзя. Бугор начнет мстить, оговорит. Жалко будет ребят, Александра Савельевича. А ведь он поверил в меня, назвал своим товарищем.
Губа кровоточила. Я медленно поднялась и пошла вдоль ручья. В небольшой заводинке между камнями увидела спокойное блюдце воды. В растрепанной, грязной одежде не узнала себя. Складка пересекла лоб, опустились уголки губ. Я брезгливо передернула плечами.
Быстро разделась и вымылась. От ледяной воды кожа посинела, покрылась гусиными пупырышками. Хотела побежать к палатке ВВ, чтобы скорей согреться. Но передо мной вырос лохматый медвежонок. Я прыгнула в сторону и завизжала.
— Хебеня, эй, однако, постой! — Медвежонок заговорил со мной на ломаном русском языке.
Это в меховой малице на камне стоял мальчишка. На ноги натянуты высокие оленьи унты. На поясе, украшенном медными пуговицами, большой нож.
— Эй, хебеня, купаться нельзя! — сказал мальчишка. — Неумытым стыд и плохо совсем. Так будет? Прибежал крокодил — он мочалку проглотил. Ты видела крокодила?
— В зоопарке.
— В зоопарке? У нас в тундре почему нет крокодилов? Я искал… Тут плохой мужик бежал… Стрелять в него надо было?
— Надо! — не раздумывая, согласилась с ним я.
— Замерзла, хебеня?
— Замерзла, — ответила я с трудом.
— Надевай малицу, грейся, — мальчишка проворно выскочил из оленьих шкур. На нем оказалась обыкновенная школьная форма — серая курточка с блестящими пуговицами.
Черноволосый мальчишка с раскосыми живыми глазами в упор разглядывал меня.
— Тебя как зовут?
— Саварка.
— Саварка, в малице тепло. Ты хороший!
— Да, я хороший, — кивнул он головой. — Так отец назвал. А был бы плохой, дал бы имя Вэварка.
— Ты хороший! — Я отыскала на концах рукавов пришитые варежки и запихнула в них замерзшие руки. — Саварка, хорошо, тепло.
— Тарем, тарем. Хорошо, хорошо. Комариная мазь есть, хебеня? Мне дай… Олешкам совсем плохо, пастухам, однако, тоже плохо.
— В лагере комариная мазь… Приходи, тебе дам.
— Некогда. Тальму дергать буду.
— Хариусов?
— Тальму… Она жирная, икры много. — Мальчишка достал из кармана обломок оленьего рога с толстой леской. — Блесна есть, буду дергать тальму.
— Где?
— Там, хебеня! — Саварка махнул рукой в сторону Скалистого.
— В реке?
— Нет, нет. — Мальчишка прищелкнул досадливо языком и завертел головой.
— В озере? В то?