Сигареты так и назывались – «Ереван». Предложение попробовать их было соблазнительным, но Козак устоял и сказал:
– Не курю. Спасибо.
Правая рука Антона, энергичный идиот Игорь Беленький, в это время спросил у Рафика:
– Вы – корпорация «Мега»?
Все стали смотреть на Рафика. Он не был похож на корпорацию, да и слово «мега» с ним никак не вязалось. Рафик сказал:
– Я Рафик.
Козак спросил Рафика:
– Размер аванса.
Козака интересовали цифры и факты. Он шел к своей цели, он никуда не сворачивал.
– Три тысячи рублей дали мне, – ответил Рафик, печально моргнув длинными ресницами. – Это что, деньги? Можно на них в Сочи полгода жить, скажи, и еще дом такой поднять, а? – Рафик указал на гигантский щит с воплощением гармонии.
Козак кивнул, явно открыв в голове приложение-калькулятор, потом спросил Рафика:
– Всего денег обещали.
– Обещали, если дом, такой, как там, сделаешь, – Рафик снова указал на визуализацию дворца креатива, – миллион дадут. Я полтора миллиона оценил, сам посчитал, я все сам делаю, я им написал, смету на пачке сигарет сразу. Они рассмотрели, сказали: «Дай скидку от объема, мы не последний раз к тебе обратимся». Ну я дал скидку, вошел в положение, а они, пидарасы, пропали.
– Миллион. Чего? – сказал Козак, впервые в этом крайнем, видимо, случае употребив вопросительную интонацию.
– Чего? Рублей. Не алых роз же, братан, – сказал Рафик печально.
Козак произнес тихо, сообщил сам себе, как и Путин, он был внутренне бесконечно одинок, и ему было привычно говорить с самим собой, не имея достойного собеседника рядом:
– Я выслал им триста двенадцать миллионов рублей. Да. Триста двенадцать миллионов рублей минус три тысячи рублей…
– Не спеши, – сказал Рафик Козаку, достал из кармана перевязанный синей изолентой мобильный телефон и открыл в нем калькулятор. – Сейчас скажу тебе. Это получается, 311 997 000 рублей. Ровно.
Козак посмотрел на Антона Рампо и спросил:
– Где деньги? – во второй раз употребив вопросительную интонацию.
Рафик тоже посмотрел на Антона и сказал:
– Так это ты нам, – он указал на себя и Козака, – должен? Как отдавать думаешь? Ты что думаешь, мы с ним, – он опять объединил широким жестом себя с Козаком, – последние лохи?
Антон не знал, что сказать. Как ни странно, Антона выручил Козак, которому членство в устроенном Рафиком объединении последних лохов не понравилось. Он сказал Рафику коротко:
– С вами решим.
– Вот это другой разговор, мой брат. Я сам такой человек, – с уважением посмотрел на Козака Рафик. – За слова отвечаю. Спасибо, в долгу не останусь, тебе надо будет помочь – я приеду, проблем нет, скажи только: где, что, когда. Запиши телефон мой, восемь, девятьсот восемнадцать… – начал диктовать Козаку свой телефон Рафик, но его отвели в сторону парни из «лички» и записали номер куда-то в свои рации. А Козак сказал высокому, страшному человеку с белесыми глазами, явно своей правой руке:
– Руководителей всех этих холдингов…
Козак старался не употреблять глаголов. Он не сказал своей правой руке, что нужно сделать с руководителями холдингов: достать их из-под земли или, наоборот, разместить их там. Но правая рука кивнула, высокий человек с белесыми глазами без лишних слов понял, что надо сделать.
Потом Козак снова посмотрел на Антона и спросил:
– Это что, смешно.
Антон испугался. Во-первых, он не понял, почему Козак так спросил, ведь Антон не улыбался. Во-вторых, хоть Антон и не улыбался, ему на самом деле было смешно и было непонятно, откуда Козак знает, что ему смешно. Это было страшно. Антон сам не понял, как это вышло, но он сказал Козаку:
– Нет, конечно, не смешно, я разберусь. Я сделаю все.
Антон потом долго анализировал. Пытался понять, откуда, из каких нор, они вылетели, эти слова. Больше всего Антон потом бился над разгадкой фразы «я разберусь». Это были не его слова. Антон Рампо никогда бы так не сказал: «я разберусь». Это были слова плохого менеджера, который не сделал что-то, что должен был, и теперь боится, что не получит отпуск в июле, а получит в феврале. И этот менеджер-неудачник, как оказалось, жил внутри Антона Рампо, возможно, даже жил всю жизнь, а Антон об этом даже не знал. Антон был потрясен и дал себе слово, что найдет и разорит в себе эти норы, в которых скрывается неудачник.