Меня с детства занимало то, как Окон и Оиву изображали в кино и сериалах – жуткого вида чудищами. В таком обличье мы и привыкли их видеть. В конце концов, хоррор на то и хоррор – не так уж важно, где и когда он снят. Если зомби перестанут вставать из могил, а Кэрри не будет утопать в свиной крови – никому будет не интересно. Уоллс должен страдать. Оконные стекла – разлетаться на куски. Все по законам жанра: без насилия и кишок зрителя не заинтересовать.
Но у себя в голове я никогда не представляла Окон и Оиву чудищами. Если кого-то они и пугают – то не больше, чем я сама. Если они чудища, то и я тоже. Я понимала это на уровне инстинктов.
У меня всегда была склонность к аллергии и чувствительная кожа – я с раннего детства мучилась от экземы. Сейчас стало полегче, но в подростковые годы с кожей было совсем плохо. Мама, конечно, переживала из-за этого – водила меня по дерматологам и другим врачам. Анализы показывали, что аллергия у меня буквально на все: рис, пшеницу, яйца, молоко, мясо, сахар. Мне назначили специальный рацион – почти все блюда на основе пшена. Мама шутила, что я питаюсь «как птенчик». Сегодня я иногда заказываю где-нибудь кус-кус, когда меня посещает странная ностальгия по тем временам. Разумеется, магазинные сладости были под строгим запретом. Соблюдать этот запрет было невыносимо. Глядя, как другие дети поглощают по дороге домой шоколадные батончики, я грызла ногти от зависти.
В старшей школе меня отправили на две недели в больницу префектуры Коти – там как нигде умели лечить кожные болезни. Валяясь на койке в бинтах с головы до ног, я чувствовала себя ожившей мумией. Сейчас это кажется забавным, но тогда было ужасно тяжело. Пару лет назад я поделилась этой историей с подругой-редактором, и оказалось, что она подростком тоже проходила лечение в этой клинике. «Какое совпадение», – смеялись мы и дразнили друг друга муми-тролльками. Сама она призналась, что для нее это тоже худшее воспоминание.
Кто-то может сказать: в мире столько страшных болезней – подумаешь, экзема. Но поверьте, жить с ней – настоящее мучение.
Экзема – это постоянный источник физического дискомфорта. Одежду просто так не купишь – приходится избегать любых синтетических тканей. А в нашей школе из полиэстера шилась и повседневная форма, и физкультурная. Маме приходилось просить учителей сделать для меня исключение и разрешить мне носить одежду из натуральных тканей. Ну и если отклоняться от темы – я совершенно не понимаю, почему японская система образования заставляет учеников заниматься физкультурой в коротеньких шортах. Для меня это был сплошной позор. Ладно, это уже другая история.
Женщинам с экземой приходится особенно тщательно подходить к выбору косметики. Замечу не без радости, что сегодня нам доступен широкий выбор органической и гипоаллергенной косметики, а еще большое количество подходящих чувствительной коже тканей вроде хлопка и льна. Эта тенденция безусловно сыграла положительную роль в моей писательской карьере.
Но самое неприятное в экземе, акне и прочие кожных болезнях – ощущение, что все вокруг таращатся на тебя. Люди инстинктивно реагируют на тех, кто от них отличается. Во время обострений взгляды моих одноклассников однозначно давали мне понять: я монстр. Поэтому распухшие лица Оивы и Окон по телевизору навевали на меня такую тоску. За что им все это? Почему каждый считает их чудищами? Их беда ассоциировалась у меня с моей собственной, и я испытывала к ним сострадание.
У аллергии обычно есть периоды обострения и ремиссии – и моя жизнь подчинялась этому расписанию. В школе наблюдался интересный феномен: мальчики не проявляли ко мне ни малейшего интереса в острый период, зато стоило пятнам чуть побледнеть, как противоположный пол вдруг вспоминал о моем существовании. Я оставалась тем же самым человеком, но на каждом обострении волна мальчишечьего внимания отступала от берега, чтобы потом вновь обрушиться на него мощным приливом. Примерно то же самое происходило и с подружками, игнорировавшими меня во время рецидивов. Мне это казалось полным абсурдом.
Благодаря экземе я приобрела отличное чутье на людей. Она стала инструментом, который высвечивал для меня их нутро. Когда они смотрели на «чудище», то полностью игнорировали тот факт, что «чудище» их тоже видит. Думая о своем превосходстве, они забывали, что я тоже что-то думаю о них. Наблюдательность очень помогает мне в писательской карьере. Она стала моей сверхспособностью.