Тетя уставилась куда-то вдаль. Казалось, она нащупывает что-то в глубинах памяти – пытается вычленить тот самый момент, когда произошло непоправимое, и прожить его заново, поступить иначе.
Вглядевшись в тетино лицо, я попыталась вспомнить, как она выглядела, когда работала в баре. Бар был не самый статусный – не из тех, где у персонала принято носить традиционную одежду. Но тетя всегда носила эффектный макияж и внимательно продумывала свой образ. Даже в не самые лучшие дни она не расставалась с фирменной ярко-алой помадой. Неуловимый лоск сопровождал ее всюду: трудно было представить ее во всей прежней красе, глядя на нее теперь.
Я не сводила глаз с тети, как вдруг она повернулась ко мне с выражением нарастающей озабоченности.
– А помнишь, как мы с тобой и твоей мамой ходили смотреть кабуки? – Вопрос застал меня врасплох. – По-моему, ты тогда только в школу пошла. Эх, никогда не забуду театральные бэнто, которые мы ели в антракте! Но я не про них. Скажи, ты помнишь, какую пьесу мы смотрели в тот день? «Дева из храма Додзё».
– Какая-какая дева?
– Там про женщину, которую предал возлюбленный. Она превратилась в змею и проникла в храм, где он танцевал на ритуальных церемониях. Тебе тогда очень понравилась эта девушка. Что, правда не помнишь? Эх, никакой романтики в тебе!
Тетя похихикала надо мной, а я принялась исследовать содержимое своей памяти, и вскоре в моей голове под аккомпанемент барабанов и протяжный вой бамбуковой флейты возник женский силуэт. Силуэт дрожал, покачивался, вращался вокруг своей оси, не останавливаясь ни на мгновение.
Во время спектакля я не понимала ни слова из того, что говорили актеры. Мой детский ум воспринимал их речь как какой-то иностранный язык. Во время первого действия на сцене появился немолодой мужчина с напудренным добела лицом и заговорил, но я ничего не разобрала. Выходили другие актеры, потом куда-то исчезали, а некоторые оставались. Я скучала до зевоты, а зад затекал от долгого сидения. Когда действие наконец закончилось, я выдохнула с облегчением.
В антракте мама с тетей распаковали бэнто, чтобы мы смогли перекусить. Они стали обсуждать, как хорош был тот актер или та сцена. Я попыталась объяснить им, что вообще не поняла, о чем идет речь, но они не восприняли меня всерьез:
– Что ты такое говоришь? Они же по-японски говорят. Просто слушай внимательно и все поймешь.
Когда занавес поднялся и началось второе действие, я принялась себя утешать: если что, выскользну со своего места и пойду посижу где-нибудь в фойе театра. В дальней части сцены музыканты исполняли песни под аккомпанемент сямисэна и барабанов, но я не понимала ни слова. И вот, когда я уже места себе не находила от скуки, появилась она – женщина в кимоно. Точнее, мужчина, исполнявший женскую роль героини Киёхимэ. Киёхимэ выпорхнула на сцену и стала танцевать.
О, она была просто невероятна! Ее танец начался сдержанно, женственно и даже возвышенно, но постепенно наполнялся мощью и энергией. В нем было нечто странное, если не сказать потустороннее – и он не прекращался ни на секунду. Она танцевала целый час без перерыва. Костюм Киёхимэ состоял из нескольких кимоно – одно поверх другого, и ей помогали сбросить очередной слой ровно в тот момент, когда это было необходимо: танцуя, она словно перетекала из одного образа в другой, а предметы в ее руках волшебным образом трансформировались. Ничего похожего я прежде не видела. Я подалась вперед, стремясь уловить каждое ее движение. В заключительной сцене Киёхимэ собрала всю свою силу, чтобы вселиться в храмовый колокол – и оказалась на его вершине в великолепном сиянии своего последнего одеяния.
Когда спектакль кончился, я плохо понимала, что происходит. Тетя с любопытством посматривала на меня. Вложив мне в ладошку блинчик-дораяки[1], она спросила:
– Видела, как сияло кимоно на Киёхимэ в последней сцене? – Я кивнула. – Так блестит змеиная чешуя, – пояснила тетя.
– Киёхимэ просто невероятна, – говорила тетя теперь. – Неудержимый натиск, потрясающая энергетика. – Она чуть наигранно устроила подбородок на ладонях и мечтательно добавила: – Вот и мне надо было поступить как она. Стать змеей, проникнуть к нему в сердце, добиться своего. Целых тридцать лет вместе! Ради чего я ломала эту комедию, будто мне все равно? Сдерживалась, вела себя «по-взрослому». А однажды пришла домой и повесилась. Нет, ну серьезно. Кошмар, это так унизительно. Вот наложить на него смертельное проклятие – это совсем другое дело! Да и было ведь за что. Он это заслужил. Тоже мне, вздумал под конец еще и рыцаря корчить! Сволочь, ни о ком кроме себя не думал. Как это мелочно – только о своей заднице беспокоиться. – С этими словами тетя откусила большой кусок печенья и принялась громко им хрустеть. – Поэтому я кое-что задумала.
1
Традиционный японский десерт. Выпекается на основе бобов адзуки (