Томихимэ указала на место чуть к западу от железнодорожной станции. И хотя с такого расстояния он ничего не мог разобрать, Химэкава вежливо посмотрел в сторону, куда показывала Томихимэ.
– Но знаешь, что самое забавное? Даже после перехода в иной мир она по-прежнему считает тарелки! Похоже, ее связывает с ними сама судьба или что-то в этом роде. – Томихимэ ухмыльнулась, но Химэкава на нее не смотрел. Снова и снова он как завороженный вглядывался в пространство между колодцем и той точкой, куда показала Томихимэ. Наконец он болезненно скривился и снова перевел взгляд на Томихимэ.
Она открыла рот и к собственному удивлению сказала – не без доли иронии:
– Ладно, я еще побуду здесь.
Его лицо так просияло от радости, что Томихимэ снова ощутила к нему вспышку презрения.
– Только не думай, что я собираюсь здесь торчать только потому, что ты меня попросил.
– Конечно нет, – сказал Химэкава. – Поговорим об этом в другой раз, если и когда предоставится случай.
Он пару раз кивнул с серьезным видом.
Через пару часов после его ухода на замок опустилась ночь. Томихимэ пора было браться за свой вечерний ритуал.
Она неспешно прошлась по крепости, заглядывая в окна. Тишину заброшенного замка нарушал скрип дощатого пола у нее под ногами. Внизу лежал город Химэдзи. Укутанный тьмой, сияющий огнями из окон домов – этот город принадлежал ей. Это она знала наверняка. Белый, светящийся замок, в котором она жила, стал ее существом. Это было ее место – бесспорно, неотвратимо ее.
Источники вдохновения
«Наводим красоту» – пьеса для театра кабуки «Дева из храма Додзё».
Многие годы в храме Додзё не было колокола. Легенда гласит, что однажды молодая девушка по имени Киёхимэ влюбилась в Антина, красивого священника, поступившего на службу в этот храм. Как полагалось священнику, Антин всячески препятствовал поползновениям Киёхимэ и, не выдержав очередного отказа, ее любовь превратилась в жгучую ненависть – а сама она обернулась в яростного огнедышащего змея. Напуганный до смерти, Антин побежал в храм Додзё и спрятался под его огромным колоколом. Тогда змей обвил колокол и пускал из горла струи пламени до тех пор, пока нагретый его телом колокол не начал плавиться и несчастный не сварился заживо.
С тех пор в Додзё не только обходились без колокола, но еще и закрыли прихрамовую территорию для женщин. Действие пьесы кабуки начинается с того, что храм наконец-то получает в дар новый колокол, и в честь этого события готовится праздничная церемония. К храму прибывает прекрасная молодая девушка, которая представляется странствующей танцовщицей по имени Ханако. Молодые монахи, очарованные ее красотой и воодушевленные ее желанием поучаствовать в церемонии, пускают ее в храм. Ханако вступает в храмовый двор, начинается танец. Спустя время монахи понимают, что дело неладное, но уже слишком поздно. Ханако взмывает на вершину храмового колокола и провозглашает, что она – дух Киёхимэ.
У этой знаменитой истории есть переложение для ракуго. Там происходит следующее: девушка по имени Оцую встречает ронина – лишившегося господина самурая – Синдзабуро Хагивара. Они влюбляются друг в друга, но им нельзя быть вместе, потому что они принадлежат к разным сословиям. Оцую так тоскует из-за несчастной любви, что в конце концов гибнет. Наступает Обон, день мертвых, и Оцую появляется у дверей Синдзабуро: случается долгожданное воссоединение. Вскоре она начинает навещать его каждую ночь, и в руках всегда держит пионовый фонарь.
Синдзабуро чахнет на глазах, и живущий у него подмастерье решает, что в него вселилась злая сила. Подмастерье вешает на дверях дома специальный оберег, который не дает призраку Оцую войти. Ночные прохожие замечают печально колышущийся возле дома Синдзабуро пионовый фонарь.
Однако позже подмастерье с женой решают, что смерть Синдзабуро будет им выгодна, и снимают оберег. Фонарь, весело качаясь, влетает внутрь. Наутро Синдзабуро находят мертвым – в обнимку со скелетом.
«Ёцуя-кайдан», пожалуй, самая известная японская легенда о призраках.