Я сидела на полу общественной бани среди множества голых женщин. Их тела полировали лезвия бритвенных станков, которые делали кожу гладкой и безволосой. Я не сомневалась – так им гораздо лучше. Но с каких пор это стало считаться лучше? Кто первый додумался, что бритая кожа красивее небритой? А кем была женщина, которая первой сбрила волосы у себя на теле? И как эти двое убедили всех остальных, чтобы они тоже начали брить руки и ноги? А почему я, хоть и родилась гораздо позже, тоже считаю бритые ноги красивыми? Почему в двадцать первом веке я оставляю кучу денег в салоне эпиляции? Вся поразительная мощь современных технологий брошена на то, чтобы избавлять нас от волос мгновенно и безболезненно.
Банные стульчики и резиновые коврики елозили по полу со смешным звуком, разносившимся по бане. Вокруг я видела женщин с только что выбритыми, гладкими телами; видела тех, кто брился какое-то время назад; видела и пожилых дам, которые уже не слишком переживали по поводу наличия волос. Почему вообще волосы стали для нас такой проблемой? Я вдруг подумала, что меня могут принять за извращенку – чего это я так внимательно рассматриваю волосы на чужих телах. Я подхватила свой душ и, намочив волосы, стала энергично массировать кожу головы шампунем, чтобы на что-нибудь отвлечься.
В тот дурацкий день, когда он меня бросил, я забыла побрить руки. Когда я про это вспомнила, то забеспокоилась – заметит он или нет, обратит ли мое внимание. Я костерила себя за то, что надела футболку с коротким рукавом, разглядывала торчащие длинные волоски, пыталась незаметно заглянуть и посмотреть, что там под мышками. Именно этим я была занята в момент, когда он, сидя за столом напротив меня, что-то пробормотал – так тихо и неразборчиво, что мой погруженный в мысли о волосах мозг отказался воспринимать его слова. Я спокойно переспросила – что-что? – как он вдруг принялся рассыпаться в извинениях.
Сидя в вагоне по дороге домой в тот вечер, я уставилась на рекламу салона эпиляции – хотя никогда прежде не обращала на нее внимания. Красивая длинноногая женщина в коротеньких шортах улыбалась мне с плаката. Безупречная светлая кожа, стройные гладкие ноги, напомнившие мне змей. Я не могла оторваться: в этот момент я осознала всю трагичность произошедшего. Это случилось потому, что у меня на теле были волосы. Потому что ни руки, ни ноги, ни тело не были идеально гладкими. До чего же я неухоженная! Разве так можно? Вот почему он мне изменял, вот почему он от меня уходит. Он все время сравнивал мое тело с другими – шелковистыми, нежными – и сделал соответствующий выбор. Мысли проносились в голове словно в бешеном калейдоскопе, и желание избавиться от волос стало всеобъемлющим. Я уже не думала ни о чем другом – моя сила улетучилась. Осталась только мечта о безупречной гладкости.
Смывая с головы шампунь, я задумалась, почему тетя отказывала мне в праве избавиться от волос. Я ведь их на дух не переносила. Как же мерзко было все время о них думать. Вот стоит мне привести себя в порядок, обрести нежную и гладкую кожу, как сразу появится прекрасный новый мужчина из моих светлых грез. А вместо этого приходит тетя и словно ушатом ледяной воды разгоняет мои мечтания прочь.
Дожидаясь, пока остывшая вода в душе снова нагреется до комфортной температуры, я рассматривала свои руки – сначала одну, потом другую. Смотри, тетушка. Видишь, какие гладкие? Процедура сработала. Я погладила себя по коже и почувствовала, как по щекам потекли слезы. Я направила душ себе на лицо, чтобы никто не заметил.
Вообще-то тетя была права. И я это прекрасно понимала. С волосами или без – я это все равно я. Все тот же человек, что и прежде. Черт, ну какая я дура. Вот зачем он мне все это вывалил? Про свои «дозревшие чувства к другой женщине». Он их что, раскладывал на солнышке возле окна, чтоб они побыстрее «дозрели»? И что он ожидал услышать в ответ? «Ну, что ж, твое право». Тоже мне, ответила. Надо было хоть разозлиться. Если бы я чуть-чуть задумалась над его словами, то поняла бы, что он говорит ерунду. Вместо этого я просто сделала вид, что все нормально. А почему? Ради чего? Мне что, промыли мозги?
Коробочки воспоминаний вскрывались одна за другой. Темное, туманное месиво памяти раз за разом формировалось в картины прошлого.
– Я иду, – говорит мне Месиво, заполняя пространство вокруг. А я все вскрывала коробочки. Вторую, десятую – они никак не заканчивались. Я на ощупь хватала то одну, то другую – и каждая ощущалась как последняя. – Иду, иду. Я близко, – повторяет Месиво. – Осталось совсем чуть-чуть. Ты почти все открыла. – Кругом ревущая чернота. Чернота, вместившая тоску, гнев, ярость, раздражение и глупость, которые накопились в теле. Еще три… нет, четыре. Вот теперь три, две, а вот последняя. – Иду, – твердит Месиво у меня под кожей, изнутри, так близко, что его голос рассекает мои лопатки. – Иду! – И чернота уносит меня прочь, вырвавшись наружу из тела.