Димедрол великодушно предоставил мне свой мобильный телефон, вечером я позвонила Валерию и поздравила его с Днём рождения.
Он всё ещё был на море. Повыделывался немного, но в его голосе была радость от того, что я позвонила. А потом я почувствовала, как он практически задыхается от боли и обиды. Хотя он столько вреда мне причинил, и было странно, почему это именно он так обижается. Неожиданно для себя я ему сильно посочувствовала, и спросила, - тебе больно?
Он ответил, что ему так тут надоело, что ему плохо. Про себя я добавила, - без меня,- и ждала, что он меня позовёт не сегодня так завтра к себе на море. Я так явно это представляла. Но он промолчал. И в последующие дни Димедролу не перезвонил. От этого уже мне стало больно и одиноко.
И моя практика четырёх безмерных застряла на боли, которая явно препятствовала распространению таких прекрасных чувств.
Не только мне хотелось куда-нибудь поехать. Юра страшно захотел увидеть своего друга-родственника, который ненадолго приехал откуда-то издалека. Уезжать посреди ретрита крайне не рекомендовалось. Но это происходило.
Валя была против, ей интересно было остаться. У них даже из-за этого произошла размолвка. Но в какой-то момент она взяла и согласилась, причём с лёгким сердцем. Мне она сказала: «Ну что ж Юре почему-то очень нужен этот родственник. Хорошо, что он вообще согласился поехать на ретрит. Наверное, Юра уже взял всё, что ему было нужно».
Я тоже могла бы поехать на важное событие в моей семье. На свадьбу родной сестры с моим школьным другом. Я была очень рада, что у меня будет такой зять, но оставлять ретрит, на который я с таким трудом попала, я не хотела. Тут была другая ситуация, чем с Валерой.Я уже знала, что на свадьбах острее чувствуется боль от разрывов и одиночества. Вот я и не поехала.
Тут кто-то подал идею сделать групповое фото. А на меня напала грусть и тоска, мне никого не хотелось видеть, я плакала из-за Негодяя.
Но меня несколько раз доброжелательно позвали фотографироваться. И в какой-то момент я поднялась, потому что не могла замыкаться в себе, когда меня так хорошо и дружелюбно приглашали.
Людей получилось много и даже Учителя уговорили фотографироваться. Я получилась по центру возле него. Стою с печальной улыбкой, и чувствую радость, и грусть, боль и удовольствие одновременно.
Перед отъездом Юры и Вали, мы пошли на холм, подружка там развеселилась и стала ловить ветер руками. А на следующий день они уехали, когда светило солнце и одновременно шёл дождь.
Глава 7. Алилуйа!
Но атмосфера любви на этом не закончилась. Витя мне подарил китайские палочки для еды. Потом выяснилось, что это палочки Учителя, которые кто-то подарил ему. Я попыталась их вернуть, но Учитель сказал, что подарки назад не забирают. Так эти палочки у меня и остались, как пример благородного обращения с подарками.
Витя уже не первый раз пытался, что-нибудь мне подарить. Он, наверное, как и я любил щедрость, но своего имущества пригодного для подарков молодой женщине у паренька не было. Вот и получались конфузы.
Но в целом Учитель смотрел на Витю с гордостью. Не пропали его труды даром. От заторможенности, апатичности и диагноза слабоумия не осталось и следа. Обучение восточным единоборствам, которое должно было привести к формирование новых нейронных связей в цнс ребёнка изменили в лучшую сторону его состояние и поведение. Витя стал, точнее оказался смышлёным, сообразительным подвижным, игривым и даже хитрым. Оказался потому что это его состояние выглядело более естественным, чем заторможенность.
Учитель в перерывах между занятиями игриво, нападал на Витю. У него был такой способ расслабиться, в игре отрабатывать приёмы из единоборств с ребёнком. Витя такому вниманию был очень рад, можно даже сказать был счастлив в такие моменты. Учитель часто был занят и не доступен для близкого общения.
Игривость прорывалась не только у Вити. Мне сильно хотелось петь. А тут ещё остальные так вошли в роль буддистов, что стали сильно смахивать на христианских прихожан.
И как-то во время работы на кухне, когда в очередной раз воцарилась атмосфера «мы буддисты», я решила спеть – «А ли луя, а ли луя!»
Вообще-то петь во время ретритов нельзя, как и разговаривать. Женя зашикала на меня совсем как одёргивают друг друга на христианских собраниях. Я посмотрела на неё так лукаво, а про себя думала: «Ну и чем вы сейчас отличаетесь от христиан, отличием, от которых так гордитесь?»