– Слушай, Норми, – начал Генри, чтобы хоть как-то отвлечься от уже откровенно распустившей нюни Риты, – я так и не пойму, как это работает?
Норман на мгновение отвлекся от дороги и вопросительно посмотрел на Букера в зеркало заднего вида.
– Ну, пистолет, – он поднял его повыше, чтобы Норману было видно, – Я проверил, в обойме все тот же один патрон, а стрелял я в последнее время много.
– Хм, – Моррис поморщился, он знал, что рано или поздно ему бы пришлось объяснять, – Генри, я не думаю, что смогу. Ты уверен, что тебе хочется узнать?
– Ну как тебе сказать? Если от твоих писулек зависит моя задница, то да.
Норман мог бы попытаться придумать какую-нибудь отговорку, например, что он волшебник, заколдовывающий чернила, но не стал этого делать. Он подумал, что Генри, будучи блюстителем закона, часто сталкивался с враньем и лукавством, и уже давно приобрел навык их различать.
– Ладно, что ты знаешь об Эйнштейне?
– Кудрявый, седой и с высунутым языком, – не подумав выпалил Букер.
– Нет, я имею в виду его работу. Что, по-твоему, он открыл?
– Ой, нет, Норм, у меня с физикой всегда проблемы были. Ты мне как идиоту объясни, чтобы я хоть примерно понял.
Моррис тяжело выдохнул. Ему предстоял разговор о свойствах материального с человеком, знания которого ограничивались курсами полицейской академии. Уроки экстремального вождения, основы баллистики, и правила заполнения различных документов отчетности, ну может быть немного юриспруденции. На этом образованность Букера заканчивалась.
– Тогда для тебя, Генри, станет большим откровением то, что я сейчас скажу. Этот, как ты изволил выразиться, кудрявый, седой и с высунутым языком, открыл одну особенность вселенной. Все, что тебя окружает, эти сидения, автомобиль, – он похлопал ладонью по рулевому колесу, – брезент, это все энергия. Даже ты сам – энергия.
– Чего?
– Не зацикливайся пока на этом, просто прими как данность, ибо дальше будет хуже. Твой пистолет работает благодаря временнóму парадоксу, который запускается аннигиляцией свинца в пуле.
– Ты прав, стало хуже – скривился Букер, уже начиная жалеть о том, что спросил.
– Мой рисунок на корпусе пистолета воздействует на свинец и тот, при проникновении в жертву лишается материальной оболочки, высвобождая всю энергию, заключенную в своих атомах. Это как мыльный пузырь с дымом, как только он лопнет, дым тут же разлетится. Далее, полученная энергия тратится на искажение пространственно-временного континуума, обращая течение времени вспять до начала возгорания пороха в гильзе, возвращая всю систему в первоначальное состояние. Иными словами, дым из мыльного пузыря попадает в глаза диск-жокею и тот начинает крутить песню задом наперед. Парадокс заключается в том, что объект воздействия, или же, если говорить проще, человек в прицеле не входит в область временного коллапса и его повреждения остаются нетронутыми. По сути, энергия на повреждение цели берется из ниоткуда, ведь если смотреть на весь процесс в целом, то в каком-то смысле выстрел даже не происходил, а отверстие от него появилось.
– Да, сложновато. Давай еще проще.
– Если еще проще, то патроны у тебя бесконечные, и начинены они маленькими бомбами, – все естество Нормана бунтовало против такой варварской интерпретации тончайших манипуляций вселенскими механизмами, но читать лекции по физике у него не было совершенно никакого желания.
– Но как рисунок может сделать такое? – спросила Рита, вытирая грязным рукавом больничной формы заплаканные глаза и стирая с них остатки потекшей туши. Ей уже порядком поднадоело реветь и жалеть себя, но начав этот нехитрый процесс, остановить его становится довольно сложно, а разговор на отвлеченные темы вполне мог помочь, – Я имею в виду, что если бы каракули могли взрывать свинец и крутить время, как им вздумается, то кто-нибудь да заметил бы такое. В детстве я все обои в доме разрисовала и ничего.
– Увы, мисс Босси, этого я не знаю. Предпочитаю думать об этом в контексте одаренности или таланта, если позволите. К примеру, у многих людей в мире есть предрасположенность к рисованию и многие из них, при должном количестве практики, способны нарисовать добротный натюрморт или портрет. Но лишь единицы делают это так тонко и искусно, что обычные масляные краски на куске ткани заставляют смотрящего на них испытывать эмоции, задуманные автором.