Каплински напоследок хищно улыбнулся и снова скрылся в темноте, а дверь подсобки со скрипом закрылась.
Томми, приподняв бровь, наблюдал за тем, как пацан в пушистом шерстяном свитере, явно купленном на вырост, с диким воплем пронесся мимо, по пути задев стенд с различными картами, буклетами и открытками. Стенд, пошатнувшись, рухнул и никому не нужная макулатура рассыпалась по полу.
– Что случилось? – только и успела спросить у, пулей вылетевшего из дверей мальчугана, воспитательница. Он не ответил, лишь продолжая вопить, забежал в автобус и уселся на свое место, обняв двумя руками рюкзак.
– Что случилось? – снова повторила она вопрос, только теперь он был адресован Томми, вышедшему следом.
– Я не знаю, – ответил он, – пацан просто зашел в туалет, а когда вышел обратно, вдруг заорал и убежал. С ним раньше ничего такого не случалось?
– Нет, – мотнула головой воспитательница, и посмотрела на мальчишку, испуганно выглядывавшего из окна автобуса.
– Странный он… – протянул Томми и помахал мальчику рукой, тот в ответ лишь прижал сильнее к груди рюкзак, – Ладно. Так что, это был последний?
– Да, последний. Теперь мне нужно купить гору сладостей, а не то они меня с потрохами съедят еще на полпути к Индианаполису.
– Это точно, – Томми из вежливости улыбнулся и открыл дверь, пропуская женщину вперед, – На счет беспорядка не волнуйтесь, я все уберу. Вы пока набирайте, что там вам нужно, а я сейчас…
Он оставил воспитательницу (или учителя) в торговом зале, а сам проковылял вдоль рядов и, зайдя в небольшой коридорчик в задней части помещения, постучал в подсобку.
– Мистер Каплински, вам уже лучше?
Его не покидало ощущение, что именно его сварливый босс виноват в истерике мальчика, но доказывать это не собирался. Больно уж надо. А вот выслужиться, изобразив сочувствие – совсем другое дело.
Томми уже было хотел зайти внутрь, но услышал за дверью какую-то возню и подумал, что, возможно, старик опять пересчитывает коробки с запасами, а в такие моменты на глаза ему лучше не попадаться.
Вернувшись в торговый зал, он обнаружил на прилавке внушительных размеров гору из раздутых упаковок с чипсами и кукурузными палочками, а на дне притаились пара шоколадок и пачка сигарет, добравшись до которой, Томми вопросительно взглянул на женщину.
– Это для меня, – смущенно ответила она, – нервы ни к черту, так что…
Томми пожал плечами и добавил сигареты в общий чек. Женщина молча расплатилась, и с обреченным видом взяв объемный пакет, побрела к автобусу, в котором, среди галдящих сверстников притаился испуганный мальчик в колючем свитере. Он все еще держался за свой рюкзак и неподвижно буравил взглядом закрытую дверь подсобки. С улицы ее не было видно, но он знал, что она там, а еще он знал, что таится за ней. Мальчик смотрел сквозь большое витринное окно и несколько полок с товарами, туда, где в темноте сидел его новый ночной кошмар, мужчина с клацающий зубами. Смотрел и, сам того не замечая чесался, но на этот раз причиной чесотки был вовсе не свитер.
Томми проводил взглядом, отъезжавший желтый кирпич автобуса, грустно вздохнул, когда тот исчез из виду, тем самым погружая заправку «Каплински» в такую привычную для нее полудрему, и, не спеша, стал собирать разбросанные по полу дорожные карты с открытками, при этом, мечтая хоть одним глазком увидеть запечатленные на них виды вживую. С такой работой, конечно, ему это не светило, но мечтать не запретишь.
***
– Дарси! – гаркнул Луи, выглянув через раздаточное окошко, соединявшее кухню и закуток, огороженный барной стойкой, – Дарси, едрить тебя налево! Ты где запропастилась?
Солнце уже давно село, посетителей в «Обеде» не было, и это могло значить только одно - вечер покера. А для вечера покера необходимо было первым делом перевернуть табличку на входе надписью: «Закрыто» наружу, чтобы никто посторонний ненароком не забрел на огонек.
– Дарси! – снова проорал Луи, и посуда в шкафчике за его спиной отозвалась тихим звоном. Переворачивать табличку было святой обязанностью официантки, и если она думала, что в этот раз он справится сам, то хрена с два, – Дарси!
– Да что ж ты так орешь? – она, вразвалочку вышла из туалета, поправляя фартук. Ее массивные бедра подрагивали при каждом шаге, а необъятная грудь тяжело вздымалась.