Решив не задавать лишних вопросов, Дарси извлекла из бездонного кармана своего фартука мобильный. Гаррида всегда славился своим хладнокровием, именно поэтому он так любил вечера покера, ведь он постоянно обыгрывал своих дружков. А раз Гаррида потерял самообладание, то дело плохо и лучше молча делать что велено.
Набрав номер, Дарси вдавила телефон в ухо с такой силой, что, казалось, стенка черепа сейчас треснет и диспетчеру на том конце придется разговаривать напрямую с ее мозгом. Но никакого диспетчера на том конце не было, никаких вам «911, что у вас случилось?», ни даже гудков. Дарси озадаченно посмотрела на телефон, а затем на Луи.
– Связи нет.
Томми достал свою дешевую раскладушку (на модный смартфон денег у него не было) и подтвердил, – У меня тоже.
– Это плохо, – Гаррида посмотрел сперва на Дарси, а потом и на Томми, – Это очень плохо.
– И что нам теперь делать? – Дарси сунула бесполезный телефон обратно в фартук.
– Ждать, – Гаррида повернулся к окну, – Ждать и надеяться, что Яков… что эта тварь не захочет зайти к нам.
– А если захочет? – Томми почесал ранку на руке.
– Тогда вечер покера придется отложить. О Боже, вечер покера… – Луи оперся на подоконник, – Скоро должны прийти Дэн с парнями.
Ситуация складывалась скверная, и старый мексиканец прекрасно это понимал. Дела были даже похуже чем тогда, давно, во времена, когда он был еще молод, глуп и наивен. Он переходил границу, не зная, что вместо американской мечты получит полную порцию Вьетнама. В далеком 1970-м, продираясь через душные джунгли и отстреливая гуков, он никак не мог предположить, что умрет вовсе не от пули. Кто бы мог тогда подумать, что его сожрет (а судя по укусу на руке Томми именно сожрет) бешеный владелец заправки?
И когда от осознания скверности ситуации настроение старика Гарриды оказалось в опасной близости к панике, она (ситуация) стала еще хуже. Погас свет.
***
– Да нет, же, – Моррис устало выдохнул, – Не думай о том, что ты рисуешь. Рисунок – это просто символ. Думай о том, зачем ты рисуешь, вкладывай в процесс свою волю, и рука сама подскажет нужные линии.
Рассадка пассажиров в «Форде» изменилась. Теперь за рулем, сидела Рита, совмещая должности капитана и штурмана. Генри и Норман расположились в отделении для арестантов. Они откопали в бардачке маленький блокнот, в нем Дэннис, напарник Букера, записывал всякую ерунду, которую не хотел, или не мог запомнить сам, и теперь пытались разобраться в том, как работают фокусы Нормана.
– Ты должен вникнуть в суть процесса, понять весь механизм, от начала до конца, и изменить нужную тебе часть. Помни, бытие формирует сознание с такой же силой, как и сознание формирует бытие.
Моррис аккуратно вывел в уголке скомканной страницы блокнота небольшую закорючку и передал бумажку Генри.
– Ого! – он попробовал сжать листок в кулаке, но у него ничего не вышло, – Твердый, как сталь. Таким и убить можно.
– Теперь ты, – Моррис протянул фломастер, – Верни все, как было.
Генри взял фломастер, занес его над затвердевшей бумагой и замер. Он пытался сконцентрироваться, как учил его Норман, собрать свою волю в одной точке, там, где чернила соприкасаются с бумагой, но не мог. Возможно, причиной тому было то, что он не до конца понимал, что от него требуется, или же способность изменять свойства предметов по своему хотению была уникальнейшим даром, которым обладал лишь один человек на земле – Норман Моррис? Ответа на этот вопрос Генри не знал, так же, как и не знал, каким образом можно вернуть бумаге прежнюю гибкость.
– Это что-то типа молитвы? – наконец спросил Букер, разочарованно опустив фломастер.
– Молитвы? – удивился Норман, – Нет, молитва – это просьба, а ты должен приказывать. Коротко, ясно и, по существу.
Он отобрал фломастер и крест-накрест перечеркнул свой рисунок в уголке листа. Бумага, тут же обмякла и слегка прогнулась по краям.
– Так просто? – в голосе Генри отчетливо читалось разочарование. Он не мог поверить, что ответ был настолько очевидным и незамысловатым.