– Извините, – Ходж подошел к директорскому столу, – просто старая привычка, от которой сложно избавиться. Я ко всем, кто старше меня или по возрасту, или по должности, так обращаюсь. Мне мать всегда в детстве говорила: «Вежливость города берет», вот и прилипло.
– Точно, мать, – лицо Моусли мгновенно приобрело серьезный оттенок, – я слышал, она летела на том самолете.
– Да, сэр, – Феликс растерянно сел. На секунду в кабинете воцарилось неловкое молчание.
– Соболезную твоему горю, – директор захлопнул ноутбук, – могу я чем-нибудь помочь?
– Да, сэр, – повторил Ходж, – я бы хотел взять отпуск на неделю, проведать бабушку. Она еще не знает и…
– Во-первых, – перебил его Моусли, – считай, что с этой минуты ты в оплачиваемом недельном отпуске, и, во-вторых, перестань сэркать. Я всего на два года тебя старше, зови меня Питер, хорошо?
– Хорошо, – Феликс поднялся, поправил пиджак, единственный в этой компании, и, выходя из кабинета, остановился в дверях, – спасибо, Питер.
– Да не за что, счастливо тебе отдохнуть.
***
Ходж открыл глаза и обнаружил, что за ночь превратился в натуральный сугроб. От теплого дыхания внутренний слой снега подтаял и образовал своеобразный кокон, сохранявший тепло.
Сквозь белые стенки «спальни» просвечивало солнце. Все тело затекло, болели даже те мышцы, о существовании которых Феликс и не подозревал. Рука разболелась хуже вчерашнего, и появилось странное ощущение пульсации. Шевелиться не было ни сил, ни желания.
«Надо!» – подумал Ходж, собрал всю свою волю в кулак, приподнялся, встал на колени и выбрался из сугроба.
Буря закончилась. Всего за одну ночь лес из зеленого превратился в белый. Феликс вдохнул свежий морозный воздух и закашлялся. Его не покидало ощущение, будто вчера он изрядно напился, и теперь у него похмелье. Голова будто набита ватой, желудок крутит, а во рту явно кто-то ночью нагадил.
Стряхнув с лица и одежды снег, он, пошатываясь, встал на ноги и огляделся вокруг. Его следы, естественно, замело, и он не имел ни малейшего понятия, откуда пришел и куда нужно идти дальше.
– Хреново, – сказал он вслух, надеясь, что звук собственного голоса поможет прийти в чувство, – и что теперь?
– Надо было все-таки вытащить компас, идиот, – тут же ответил он сам себе, передразнивая басовитый голос Бриггса.
– И как, по-твоему, я должен был это сделать?
– Руками.
– Вот иди и сам его вытаскивай, раз такой умный, – рюкзак, висевший все это время у Феликса на спине, завибрировал.
– У меня башки нет, как я тебе его вытащу? Сам-то вон, даже ходить можешь, вот и постарался бы.
– Да привинчен он, ПРИ-ВИН-ЧЕН. Не мог я его руками достать!
– А ты особо-то и не пытался…
Тем временем вибрация стала настолько раздражающей, что Феликс скинул рюкзак на землю и начал рыться в нем в поисках ее источника. Им оказался мобильный телефон. Феликс нервно нажал на кнопку ответа.
– Ало! Кто это?
– Феликс? – голос был женским и до боли ему знакомым, но статика заглушала его, не давая возможности понять, чей он.
– Вас плохо слышно, алло, – как будто подчиняясь просьбе, помехи немного стихли.
– Феликс, сынок…
– Мама? – он не мог поверить своим ушам.
– Сынок, привет! Я просто хотела позвонить и узнать, как у тебя дела. Так давно с тобой не виделись.
– Мам? Это правда ты? – голос Ходжа предательски задрожал.
– Ну конечно, я, кто же еще? Такое скажешь иногда, – она рассмеялась, – как ты там? Не болеешь?
– Я… эм… – он взглянул на свою руку, пальцы на которой уже начали чернеть. – Нет, мам, все хорошо, не волнуйся. А ты как?
– Да что со мной станется? Так, временами спина побаливает, но ты же знаешь, возраст уже не тот.
– Да какой у тебя возраст, мам? Тебя же всегда с моей сестрой путают.
– Ой, прекрати, я никогда не любила подлиз, ты же знаешь. Как твоя работа, по-прежнему единственный ходишь в костюме?
– Хожу… – ему было сложно сконцентрироваться и подбирать слова.
– Это хорошо. Уверена, рано или поздно все твои сотрудники тоже станут их носить, но ты этого не увидишь, если не начнешь идти.