— Эй! Тебе чего?
Беппино почувствовал зараз унижение и ярость:
— Как это чего?! Сапоги почистить!
Негритенок в сомнении покачал головой, глядя на старый, грязный, весь в заплатах, с отставшей подошвой ботинок, какие называют «крокодилья пасть».
— Ну же! Мне некогда! Чего раззевался! Будешь чистить или нет?
Негритенок — он не раз видел этого толстогубого, сонного мальчишку — взял щетку и с видом глубочайшего презрения принялся чистить нищий башмак. Беппино уже раскаивался: сделал глупость. Завтра надо будет вернуться сюда, чтоб этот нахал увидел, кто он такой, в дорогих сапогах вроде тех, что он видел в витрине на проспекте Сан-Жуан, подошвища чуть не в полметра толщиной, как Шелковая Рубаха носит. Он ничего не сказал негритенку. Даже не разбранил за плохую работу — низший класс, он-то знает технику! Но, расплачиваясь, с жадным удовольствием высыпал в руки испуганному негритенку всю мелочь, какая у него оставалась, — на чай, хоть сам никогда таких чаевых не получал, разве что один раз, под Новый год…
…Денег Беппино даже не стал считать. Душа у него рвалась из тела, хотелось бегать, смеяться. Он вспоминал потом, что, кажется, подпрыгнул, раскинув в воздухе черные от ваксы руки, как крылья. Кажется, все вокруг смотрели на него. Он испугался — а вдруг нападут да отымут деньги. Выбежал на улицу. Увидел спешащих куда-то прохожих. Гора денег лежала у него в кармане. Ему хотелось схватить кого-нибудь за руки своими перепачканными ваксой пальцами, остановить, крикнуть, что у него есть четыре тысячи. Что делать? До сих пор он еще не думал, что ему делать. Было уже около шести. Магазины скоро закроются. Быстрее молнии он влетел в ближайший, бельевой.
— Что тебе нужно?
— Галстуки… Рубашки…
— Подешевле?
— Нет! Подороже! Самые лучшие!
— За двенадцать, что ли?
Продавец указывал ему на простенькие ситцевые рубашки. Беппино проглотил это оскорбление, обвел блуждающим взглядом прилавок.
— Вон ту.
— Да она 120 стоит!
— Дайте вон ту.
Продавец колебался:
— Но…
— Я заплачу! У меня есть деньги! — сказал Беппино гневно и торжествующе.
И, засунув руку в карман, вытащил пачку банковых билетов. И сразу его как стрелой пронзило: этот продавец подумал, что…
— Нет! Я не украл, нет! Это мои деньги!
И доверительно:
— Мои! Я в лотерею выиграл…
Продавец иронически пожал плечами.
Новый приступ гнева охватил Беппино:
— Я не плут какой-нибудь!.. Я зарабатываю… Я хорошо зарабатываю… Да поскорее, я спешу.
Он начал покупать всё подряд, слепо. Шелковые рубашки, дорогие галстуки, кальсоны, пижамы.
Пижама, по мнению Беппино, была верхом элегантности. У себя в каморке, под самой крышей огромного грязного дома, населенного беднотой, он хранил одну, старую, с оторванным карманом, которую ему один отставной сержант подарил.
Минуты бежали.
— Скорее, мне еще много покупок сделать надо! Готовое платье у вас есть?
— Нет.
— Так заверните, я тороплюсь.
— Куда послать-то?
Беппино хотел было дать адрес. Но подумал, что если все эти вещи принесут на дом, его тайна раскроется, мать будет требовать денег, пойдет заваруха. Он решился:
— Заберу с собой. Сейчас такси найму.
Выбежал, бросился на стоянку напротив, договорился с шофером, вбежал снова в магазин, схватил пакеты.
— Где тут поблизости готовое платье есть? — спросил, как утопающий, видя, что последние минуты уплывают.
Продавец указал, и Беппино уплатил на бегу, крупным билетом, пренебрегая мелочью сдачи, которую кассирша испуганно совала ему. И понесся в другой магазин, за углом. Наталкивался на людей, вызвал то же удивление, что в первом магазине, победил то же недоверие, навыбирал шикарной одежды.