Был там святой Петр, с глазами, полными раскаяния в том, что отрекся от божественного учителя, и смутно глядящими в потолок. В руке он держал золотой ключ, коим отпираются для избранных душ врата вечного блаженства, а у ног его сидел традиционный петух, довольно неискусно вырезанный из дерева, раскинув крылья, правое короче левого, вытянув шею, по длине подобающую скорее аисту, чем петуху, и прислонив к голубой тунике святого свой почти квадратный гребень.
Напротив святого Петра, с белым барашком у ног, засученных по колени, и с румяным моложавым лицом, святой Иоанн опирался левой рукой на длинную кривую своего пастушьего посоха, протянув вперед правую в величии благословения или проповеди.
Святой Франциск, в своей длиннополой черной рясе, являл вид тихого смирения, со взглядом, опущенным долу, и с лицом, обрамленным небывалого размера бородой свинцового цвета.
Заключала коллекцию маленьких святых изящная фигурка мадонны, несчастной матери с глазами, полными слез и обращенными к небу, с молитвенно сложенными руками и с символическим мечом, воткнутым в грудь по самую рукоятку.
Первое, что привлекло внимание младшего брата, был барашек святого Иоанна.
— Животный! — сказал он, указывая пальчиком.
— Не животный, — поправил Жоржи, — а баран.
— Кусается?
— Нет, — разъяснил старший брат, — только бодается.
— Но у него рог нет, — вставила Виви.
Жоржи не понравилось это вмешательство, посягающее на его авторитет знатока животного мира. Он оборвал:
— Дура! Бодается головой.
— Боюсь… — сказал Жоаозиньо.
— Он не по правде баран, — заверил Жоржи, — не вредный. Вот гляди…
Схватил за загривок барашка святого Иоанна и потянул. Слабый гипс не выдержал и треснул: голова обезглавленного барашка осталась в руке у Жоржи, независимая от тела.
— Что ж нам теперь будет? — испугалась Виви. — Я говорила…
Виви, заметьте, ничего не говорила по данному поводу.
Жоржи, однако, был человек храбрый и решительный; он быстро сунул в карман отторженную часть барана, заметив:
— Неважно, я спрячу. Все — молчок. Идет?
Мало озабоченный этим, в общем-то частым и тривиальным, происшествием — поломка предмета, Жоаозиньо уже перевел свой пристальный взгляд на петуха, примостившегося у ног святого Петра.
— Это кто? — спросил он, не узнав так художественно выполненную фигуру.
— Курица, — объяснил Жоржи.
— Хочу курицу! — объявил Жоаозиньо.
— Нет, — заступилась Виви, — это святого курица.
— А я хочу!
Жоржи был великодушен: оторвал петуха святого Петра и подарил брату — правда, с поломанными лапками и без гребня, оставшегося приклеенным к голубой тунике святого.
Виви между тем разглядывала фигурку мадонны, но чьему лицу, полинявшему — видно, от горя, — текли кровавые слезы; и, расстроганная, спросила:
— А чего она плачет, а?
Жоржи сразу же дал разъяснение:
— Ты разве не видишь, что у ней в груди ножик воткнут?
— Бедняжка! — прошептала Виви. — Надо выдернуть.
Жоржи выдернул.
— А кто был тот людоед, который ей ножик воткнул? — поинтересовалась Виви.
— Бородач, должно быть, — высказал свое мнение Жоаозиньо, указав на святого Франциска.
Все решили, что, должно быть, так: святой Франциск в своей длинной черной рясе, в своей огромно-ненатуральной свинцовой бороде, был самым уродливым из всей коллекции.
— Точно, он! — согласилась Виви.
— Кто ж еще! — решил Жоржи. — Накажем его.
И, схватив святого Франциска, он посадил его в темницу между кивотом и стеной.
Пришла очередь святого Иосифа, который возвышался на почетном месте в глубине кивота.
Жоржи, с красочной эрудицией, почерпнутой из дошедших до его слуха семейных бесед, касавшихся время от времени святого покровителя их фамилии, принялся инструктировать малышей.
— Это муж божьей матери и папа божественного младенца. Но божественный младенец не его сын, а святого духа, а святой дух — это голубка…
— Я люблю голубок, прервала Виви.
— И я тоже, — с достоинством поддержал сестру Жоаозиньо.
Его зовут Иосиф, — продолжал Жоржи. — Раньше он был плотник, теперь — святой. Когда младенец родился, взошла звезда. Пастухи все пошли молиться. С ним три короля пошли. Один был черный…
— Черный — и вдруг король? — удивилась Виви.
— Черный, да. В земле негров король тоже черный. Но король.
— А принцессы?
— Принцессы — нет, дурочка! Принцессы — это очень красивые девчонки, с золотыми волосами и со звездой во лбу… А другой король велел младенца убить…