По правде сказать, с трамвая сошла одна Мануэла, ибо дочь ее съехала на велосипеде, роскошном велосипеде с мягким сиденьем, какого не было ни у одного ребенка с их улицы. Толпа детей, расступись, давала ей дорогу, провожая ее восторженными взглядами… А Тати ехала, гордо звеня своим звоночком, вдохновенно бледная, и завитки ее волос плясали на ветру… Какое наслаждение доставляла ей езда!.. Трамвай подошел к Виадуто, матери пришлось разбудить ее: надо было пересаживаться. Эти несколько минут до пересадки были единственным временем, когда Тати ехала в трамвае, да и то торопясь уснуть, чтоб во второй раз взяться за руль своего мягкого, быстролетного, призового велосипеда. Негритяночка Зули ехала сзади на крупе…
Прошло еще несколько дней. Близился Новый год. На улицах царило веселье, и в преддверии праздника люди заняты были радостными хлопотами. Покупки, объятья, заказы, приглашения… И — спешка. Казалось, весь город твердо был уверен в том, что через несколько минут будет в полном составе счастлив. Заказчицы Мануэлы торопили ее, чтоб скорее заканчивала их платья и маскарадные костюмы. Портниха работала не покладая рук, сама доставала кружева и прочую мелочь на отделку, выбирала фасоны.
Тати подолгу не сходила теперь с подоконника, наблюдая море и жизнь города. В небоскреб входили сотни пакетов и свертков. Кому их несли? Что в них такое? — задавала Тати вопросы самой себе. Хорошо б раскрыть да и посмотреть! Хоть один…
На улице, за окнами автобусов и трамваев, мимо девочки неслись какие-то огромные непонятные боги, которые никогда не играют и вообще неизвестно чем заняты — Тати не удавалось проникнуть в эту тайну. По пляжу гуляли нарядные богини…
Некоторые из этих богинь почему-то имели обыкновение не платить портнихе. Мануэла несла убытки. Домовладелица знала об этом. Но почему-то пришла объявить, что не может больше ждать квартирной платы, и так уже много задолжали:
— Вы понимаете, милая? Я не хочу никому выражать недоверия… Боже упаси… Но ведь налоги… Сами знаете… Потом, год кончается, праздники на носу, мои дочери хотят повеселиться… Всё расходы… Жизнь дорога, сами знаете…
Тати, вернувшаяся в эту минуту с пляжа, прервала разговор двух женщин:
— Мы такую гору из песка построили, мамочка! Не поверишь!
— Подожди, доченька, видишь я с тетей разговариваю.
— …А на верхушку посадили, угадай кого? Каролину…
— Самое большее, что я могу для вас сделать, — закончила домовладелица, — это подождать еще три дня.
— А потом, — продолжала свой рассказ Тати, — мы прорыли подземный ход. По нему можно до самой Европы дойти, я нахожу…
— Да не мешай, слушай! — рассердилась портниха, досадливо отмахнувшись от дочери. И, печально взглянув на домовладелицу, тихо попросила: — Может, вы, сеньора, позволите мне хоть швейную машинку с собой взять, а то я и начатые заказы закончить не смогу.
— Берите, но тогда оставьте взамен патефон.
Домовладелица вышла, довольная результатом переговоров, получив бесплатно патефон, под который ее дочки смогут танцевать в праздник. По лицу Мануэлы скользнула скупая слеза.
Как встретит ее сестра? Она стала собирать свои пожитки, завернув также на всякий случай немножко еды на первые дни. Позвонила нескольким заказчицам, чтоб попросить их уплатить за работу, но в предпраздничной суматохе их или не было дома, или им некогда было сейчас заниматься этим вопросом. Кончилось тем, что на следующее утро она продала одной женщине с первого этажа свою брошку, чтоб заплатить за билеты. Брошку, которую Тати собиралась получить «в наследство».
Чудовищный грохот автобусов, трамваев, автомобилей ночного города ударил в уши девочке, молнии пробегающих за окнами огней хлестали ее по глазам. Тати казалось, что город никогда не кончится. И как это мама может ходить и ездить одна, не теряясь в этом лесу?
Замечательная она, мама!.. Но только вот всё молчит!.. Тати поудобней уселась на коленях у матери. За стеклом окна проносились разные чудеса. Светящиеся вывески. Кинотеатры, кипящие бурными толпами у входа. Куда ее сегодня везут? И есть ли дети там, куда ее везут? И есть ли море? И зачем ее туда везут?