Выбрать главу

– Зачем же он подписал? – спросил Костя.

«Всё тебе знать надо, всезнайка паршивый. Не виноват папа, и ладно!» – подумала я, но сама прислушалась.

– Боялся потерять работу. Семья, двое детей. На дворе кризис был.

– И что теперь?

– Теперь… Подали на апелляцию.

– То есть его могут отпустить?

– Мы надеемся на это, – твёрдо сказал дедушка.

Я выдохнула. Папу могут отпустить?! Да? Всё кончится?

– А если… Если нет?

«Заткнись, Костя, придурок! Его отпустят!»

– Пять лет, – сказал дедушка, – в колонии.

«Нет и нет, – подумала я. – Раз он невиновен, то его отпустят. Вот тогда я тебе вспомню твое “если нет”, Костя!»

И только тут я поняла, что ошпарила руки! Сильно! Они стали ярко-розовыми, огромными! Будто надувными! Больно ужасно!

Но это неважно. Главное – мне есть на что надеяться.

Ирка и я

Бисквит у бабушки вышел вкусный. Огромный как пароход. Бабушка призналась, что забылась и взбивала яйца дольше нужного. Поэтому такой высокий и вышел.

Ирка толкнула меня под столом. Я пожала плечами. «Дуру» никто не отменял.

После обеда я отправилась в комнату. Там стоял старенький патефон. И куча пластинок.

– О, Джо Дассен! – обрадовалась Ирка, появляясь за моей спиной, забирая у меня одну пластинку и сдувая с неё пыль. – Помнишь, мы под него скакали на этой кровати?

Я молчу.

– Неужели не помнишь? Бабушка ещё переживала, что мы ей все банки разобьем с вареньем, которые под кроватью стояли.

– Лиза! Ну ладно, прости за дуру…

– Это была «Абба», а не Дассен. Или как её… «Баккара»!

– А по-моему, Дассен!

Она потянула меня к кровати. Мы плюхнулись на неё, и что-то звякнуло.

– Банки же! – восклицает Ира. – Забыли, дурилки.

Я улыбаюсь.

– Я с тобой в субботу поговорить не успела. Мы же с мамой ТУДА ездили.

– Я знаю! – перебиваю я, но Ирка продолжает:

– Ох, Лизка, что там творится… Грязно, все толкутся, орут. Психуют, что у них не возьмут. А всё строго по списку. Мы вот принесли карамельки. А их разворачивать надо было. С бумажками нельзя. Банки они все вскрывают. Чтобы понять, что мы их не сами закрутили и не впихнули что-то запрещённое. Хлеб передали. А его порезать надо было. Чтобы показать, что внутри ничего нет. У нас не было ножа. Мы руками поломали.

– Грязными?

Ира грустно улыбается.

– Хуже всего, что она лекарства не могла ему передать. У него же давление. А лекарства пропускает только врач. А врач только по четвергам.

– Как же он справится? – пугаюсь я.

– Вот как-то…

– А увидеться с ним можно?

– Очень непросто… Адвокат его видел. Говорит, бледный. Но держится. Там ещё кафе есть… Мама заказала ему еды. Горячей. Кучу денег там оставила.

– Деньги-то чего считать? – злюсь я.

– Лиза… Мама говорит, их столько еще предстоит потратить…

– Но за еду-то горячую мы в состоянии заплатить?!

– Главное, чтобы ему досталось хоть немного.

– А кому ещё?

– Там сто человек.

– В одной комнате?!

– Да.

Меня передёргивает. Папа, папа, милый папа, Хлеб-с-Вареньем и детские рассказы… Как он сможет там продержаться?!

– Я напишу ему!

– Пиши… Маме отдашь. Она завтра опять поедет. Опять попытается лекарства пропихнуть. Говорит, ей пропустить работу придётся. Как бы не выгнали. А она ведь теперь одна будет деньги зарабатывать…

Мы молчим. Я не осмеливаюсь возмущаться про деньги. Они ведь все правы – никуда без них.

– Ир… А адвокат что говорит? Отпустят его?

– Этого никто не знает.

– Но надежда есть?

– Надежда есть…

Мы опять молчим. Вдруг Ира порывисто вздыхает и обнимает меня. Я сразу вспоминаю себя и её на этой кровати, прыгающими под музыку. Да, это всё-таки был Джо Дассен.

Я вижу в оконном стекле Костю. Он возникает на пороге.

За окном темно, а в прихожей яркий свет, Костя хорошо отражается.

Смотрит на нас. И тихонько уходит.

Ночью

А ночью я лежала и думала о том, что Ирка всё-таки может обсудить всё с Костей. Бабушка – с дедушкой. У меня есть мама. Но я боюсь её расстроить. Она иногда все слова шиворот-навыворот понимает, а говорить цифрами я пока не научилась.

Нужен мне человек «моего калибра» (папино словечко). Вот Андрюша – моего.

Жаль, что всё кончилось.

Я лежала, смотрела на звёзды, которые приклеивали к потолку ещё мы с Иркой (у половины отклеились уголки), слушала, как у соседей внизу безнадёжно кричит ребёнок, и вспоминала, как всё получилось с Андрюшей.

Глава 6

Андрюша

Андрюша ниже меня на голову. У него странные карие глаза, они постоянно слезятся, словно он хочет заплакать. Волосы у него тёмные, на них видна перхоть. Он вообще такой… Неопрятный. Рубашка всегда мятая, грязь под ногтями, ботинки грязные даже в сухую погоду. Тетради и книги у него замусоленные, рюкзак в бурых пятнах.