— Так и что? — воскликнула Фося, рассматривая в темноте еле видные ребра.
Конечно, для нее эти кости ничего не значили. Она не видела вздымающейся от вдоха, бордовой, опаленной чешуи. Ей не знаком яростный, полный ненависти, рев, сотрясающий горы и догорающие постройки. Не успела она узреть, горящие яростью, темные глаза, на месте которых теперь, в темной земле, лежат пустые глазницы. Не она видела мощь величественных крыльев, каждым взмахом распаляющих стены пламени еще сильнее. И Эрс это понимала. Ее воспоминания никогда не становились и никогда не станут их воспоминаниями. Она может только делиться ими и надеется что поймут.
Она обернулась, надеясь увидеть массивный череп, увитый рогами, но позади из земли вытягивались, длинными башенками, лишь сероватые концы былых наростов и рогов.
— Эрс, идем? — выговорила Фоська, обернувшись, посматривая на лошадей, стоящих у огромного, белого дракона, рассматривающего их.
Длинные кости резали небо, как воспоминания в один момент разделились надвое. Он казался огромным. Он лежал в земле. Пламя жгло руки, наполняя воздух горечью дыма и жаром. Кости. Чешуя, под мощными когтями, разлеталась по земле. Тишина и стрёкот сверчков, нагнетающих ужас. Она не видела кости. Земля зарывалась под ногти. Трава с корнями разлеталась по сторонам. От сухой земли летела пыль, оседая пищиками на щеках. А под травой шла все земля и земля, нескончаемой, черной гущей, сыплющейся из-под пальцев. Времени было мало. Она забыла про кости. Они где-то там, обрастали мясом и кожей, покрываясь той самой бордовой чешуей, сияющей пламенем в свете луны. Нос щекотал угольный запах горелой травы. Она знала, там, на глубине, он лежал, он ждал. Ждал пламени, объемлющего мелкую деревушку. Ждал, как фигурки, крича, сбегут прочь из пылающего дворца, погоняя стада одичавших животных. С восторгом вдыхал запах опаленных крыш, амбаров, сена. Обрамленных пламенем, глиняных крынок, треснувших эмалью стаканов, разбившихся, вывалившихся из шкафчика, покрашенных дракончиков, разлетевшихся по всей комнате. Его тешил вид горящих полок с посудой, опаленного, развалившегося стола, расплескавшегося ведра со шликером. Но ведь, в другой деревне все восстановят. Да, какая разница скольких трудов это будет стоить.
Ногти наскребли в земле что-то твердое. Пыль летела в стороны вместе с землей, разрывая заветный череп. «Эрс, что ты делаешь?», — она уже слышала это. На земле, в обломках чернеющей, холодной древесины, под балками что-то блестело. Она знала. Под скрежет ломающихся деревяшек, пачкающих руки углем, она столкнула обломки, встав перед разломанными кусочками. С шорохом девочка подняла твердый кусок, осыпавшийся блестящим покрытием. Краска лопнула, но она знала, только на крыле Даваля был такой отпечаток пальцев. А вот и узкая мордочка Каил с неровными глазками, выдавленными палочкой. Под развалившейся кроватью нашелся хвост Кааваля с прикрепленными чешуйками. Кусочек уха завалялся под остатками льняной шторы. В развалившемся шкафчике нашлись когтистые лапки и крылья. Завалялись, расколотые напополам, тела, изнутри напоминающие скол горы. Может, все горы тоже когда-то были чьими-то глиняными дракончиками, пока не раскололись? Она взглянула на высокие, голубые и спокойные вершины гор за, поредевшим, опаленным сосновым лесом.
— Эрс, что ты делаешь? — мама явилась в предутреннем свете поднимающегося солнца. Взглянув на остатки игрушек, она ничего не сказала, а лишь только подошла, села рядом и с печалью посмотрев на обожженную глину, в перепачканных сажей руках и сказала: — Давай соберем все кусочки и потом склеим. Будут как новые!
И они собирали, без устали выискивали остатки игрушек по былой, разрушившейся комнате. Иногда Эрс посматривала на разломанную, обугленную комнату, пытаясь вспомнить, когда она была ее и была ли вообще. Но не могла. Чернеющие, деревянные стены не были похожи на те стены, украшенные глиняными изображениям рыбок и цветов.
Скоро пришел папа с почерневшим ведром. Она знала это ведро, то самое, в котором они когда-то носили воду для глины. Сейчас из него свисали веревочки с глиняными рыбками, которые, словно просили воды после пережитого.
— Что вы делаете? — теперь спросил он.
Мама сложила найденные, глиняные осколки в кучку, вспорхнула, подбежала к нему и гневно шепнула: «Твои подарки, вот и разбирайся!», — выбежав из разломов былого дома. Папа подождал у входа, печально обдумывая ее слова, но в момент оживился, бряцая свисающими рыбками на ведре, подошел к собранной кучке и внимательно осмотрел ее.