Дарья Корытько
Где поет Лунная Иволга
«Доброта – это единственное одеяние, которое никогда не ветшает»
Из детской раздался грохот.
– Ну что там опять? – крикнула мама из кабинета.
Лита отволокла упавшую полку и вытащила из горы вещей черную коробку.
– Ничего, мама!
Полка осталась лежать на ковре. С черной коробки слетела крышка, когда из темноты коридора послышались шаги.
– Ты чего опять подскочила?
В дверях стояла мама с чашкой кофе в левой руке.
– Ты пообещала мне, что к одиннадцати уляжешься – вот, смотри, – она указала длинным ногтем на часы с котятами, – двенадцатый час!
Лита молча шмыгнула в кровать и спряталась под одеялом.
– Ну что за ребенок! – мама вышла из комнаты, на ходу развязывая галстук.
Когда шаги утихли, Лита соскочила с постели к ящику. Она осторожно достала из него голубой блестящий цилиндр. Лита аккуратно привинтила его к треноге на подоконнике. Ровно вставив винт в основание, как отец учил.
Девочка придвинула стул к окну и прислушалась. Из-под светящейся щели под дверью доносилось далекое стучание по клавиатуре. Лита подтянула длинные штаны пижамы и забралась на стул.
Телескоп готов.
Лита приблизилась к окуляру. Перед глазами быстро появилась Андромеда.
– Со двора было бы Млечный Путь видно, – подумала Лита и начала искать Кассиопею..
Правая рука соскользнула с трубы и шлепнулась на подоконник.
Лита обернулась к двери. По-прежнему тихо.
Она снова посмотрела в окуляр телескопа. Но в этот раз увидела Луну. Море спокойствия стало еще тише и неподвижней, чем обычно. А в этой тишине различались новые звуки.
Глаза расширились. Лита взяла тряпку, старательно протерла линзу телескопа и снова посмотрела на Луну.
На берегу Моря Спокойствия стоял домик с красной крышей.
Лита встряхнула головой и снова посмотрела в окуляр. Домик с красной крышей никуда не исчез. Более того, дверь открылась, и на крыльцо вышел человек.
Он шел, тяжело опираясь на изогнутую трость. На висках бережно зачесаны седые волосы. Старик остановился и достал часы из кармана жилетки.
За дверью детской послышались шаги. Лита спрыгнула со стула и нырнула под одеяло. В дверном проеме ненадолго показался отец и тут же исчез.
– Мама, а на Луне живут человечки?
Мама насыпала ей хлопья в миску.
– Нет, дочь, на Луне нет атмосферы, им там нечем дышать, – ответил отец, не отрываясь от новостной ленты.
– Ты лучше скажи, что там по урокам у тебя. Ты тройку исправила? – Мама встряхнула полотенце и забрала тарелку со стола.
– Завтра исправлю, – Лита пошлепала ложкой по оставшемуся молоку.
– Если тройку не исправишь – отберу у тебя твой телескоп, – сказала мама, завязывая галстук, – будешь у меня все летние каникулы математику зубрить.
– Но я же исправлю!
– Вот исправишь, – мама задернула тяжелые шторы, – тогда и поговорим. И нечего глупостями всякими интересоваться.
Папа неподвижно листал ленту.
Ночью Лита долго прислушивалась к звукам за дверью. Мама с папой молча сидели на кухне.
Лита скинула одеяло и подбежала к окну. Линза телескопа осталась направлена на Море Спокойствия. Лита забралась на стул и привстала к окну. Небо затуманилось густыми облаками, но Луну было видно.
На берегу Моря все еще стоял дом с красной крышей. Лита ждала, пока старик выйдет на крыльцо.
Дверца чердака распахнулась, из нее высунулась худая лесенка. Старик медленно спускался вниз, держа ведро.
Лита слегка передвинула телескоп и остолбенела.
У противоположного берега плескалась вода. А рядом аккуратными полосами пролегали грядки, на которых кустилась зелень.
Старик долго шел к воде. Он несколько раз садился передохнуть, свесив ноги в пустое море.
Лита с раскрытым ртом наблюдала, как он медленно подходил к грядкам. Наконец он присел на одно колено и бережно провел сухощавой рукой листьям. Затем он запустил ладонь в куст и один за другим доставал голубые плоды, похожие на капли, из гущи зелени.
Старик тяжело поднялся и направился к дому с наполненным доверху ведром.
Из коридора донеслись шаги. Лита соскочила с подоконника и спряталась под одеялом.
– Я еще раз тебя спрашиваю, – мама наклонилась к ней, тряся дневником, – поче-му у тебя тройка?
Лита не отрываясь смотрела на магнитик с вопиюще-жизнерадостным смайликом на холодильнике и перебирала подол платьица.