– Но Хелена всё равно рассказала ему, что мама часто играет в теннис с герром Шмиттером. И что герр Шмиттер постоянно приносит нам конфеты «Ферреро».
Они обе захихикали. Хелена снова села за рояль и опять стала играть сонату эс-дур Моцарта. Или по крайней мере попыталась.
Коринна сказала:
– Если он сейчас подойдёт, мы должны сфотографировать вас вместе, Лео. Он пригласил нас в Мадрид.
– Это было ясно, – сказал Лео.
Бренчание Хелены ужасно действовало мне на нервы.
– Это тридцать вторые, – наконец вырвалось у меня. – Их надо играть в два раза быстрее, чем ноты перед ними.
– Я и сама знаю, – ответила Хелена. – Но это адажио. А адажио играют медленно.
– Тридцать вторые в любом случае в два раза быстрее шестнадцатых, – сказала я. – Всё равно в каком темпе.
– Здесь естественное ритардандо, – сказала Хелена, вызывающе вздёргивая подбородок. – Если ты знаешь, что это такое.
– Чушь, – ответила я. Ох. Отец Лео – Карл – приближался к нам. Мой пульс неприятно ускорился. – Если бы Моцарт хотел, чтобы тридцать вторые исполнялись как шестнадцатые, он бы так и записал.
– Ах да? Ты это учила на уроках флейты? – нагло спросила Хелена. Коринна захихикала.
Лео не вмешивался. Он, как и я, смотрел на своего отца. Его посреди зала задержала какая-то седовласая пара. Слава Богу. И Лео рядом со мной тоже громко вдохнул.
– Тогда покажи, как это делается, если сумеешь, – сказала Хелена. Она встала и подтолкнула меня к роялю.
– Что?
– Сыграй, как будет правильно, – сказала Хелена.
Коринна снова захихикала.
– Хел! – предостерегающе сказал Лео.
– А что? – Хелена скривила губы. – Чем критиковать, пускай покажет, что она умеет лучше. Но я могу спросить бабушку, не завалялась ли у них где-нибудь флейта.
Карл снова направился к нам.
– Осторожно, идёт отец, – прошипела Коринна.
Я опустилась на банкетку у рояля.
– О нет! – воскликнула Хелена. – Она действительно собирается это делать!
– Привет! – сказал Карл. – Вы даёте концерт?
– Да, – ответила Коринна со злорадством в голосе. – Каролина хочет показать Хелене, как играть аллегро.
– Адажио, – поправила я и неуверенно опустила руки на клавиатуру. – И я просто хотела показать, что эти тридцать вторые… и шестнадцатые…
– Давай, начинай! – сказала Хелена. – Мы внимательно слушаем!
Моё сердце билось как сумасшедшее. Карл облокотился на рояль и с улыбкой посмотрел на меня.
Нет, если я сейчас начну играть, я всё испорчу. Я не могла этого допустить. Мне надо сыграть собачий вальс, улыбнуться и встать.
Я уставилась на ноты.
Коринна и Хелена хихикали за моей спиной, как будто их щекотали. Лео сказал: «Каролина», и это прозвучало как-то нервно.
Или встать, или собачий вальс. Одно из двух.
Карл с ожиданием смотрел на меня. И я не смогла устоять. Я начала играть. Первые пару тактов мои пальцы были несколько деревянными, но через некоторое время я разыгралась, и это странным образом расслабило меня. Веко стало меньше дёргаться, а потом и вовсе прекратило. Ноты мне были больше не нужны, память о произведении возвращалась с каждой нотой. Я всегда очень любила эту сонату, и было не важно, играю ли я её на фортепьяно или на клавесине. Ноты так и ложились под пальцы. Когда я начала вторую часть, вокруг смолкли разговоры, люди стали подтягиваться к роялю и смотреть на меня. Хихиканье за моей спиной давно прекратилось.
И бабушка с дедушкой Лео подошли ближе и слушали. Мне это было не важно. Я играла для Карла.
Когда я подымала взгляд, я видела его серьёзное лицо, и по какой-то странной причине я надеялась, что он считает игру на рояле такой же сексуальной, как вычисления.
Когда я закончила играть, все вокруг зааплодировали, Карл снова улыбнулся, а бабушка Лео сказала:
– Но это было просто чудесно, Каролина. Лео не сказал нам, что вы так талантливы.
Я услышала, как Лео за моей спиной втянул ртом воздух.
– Я хотел это сделать в какой-нибудь особенный момент, – сказал он холодно.
Я прикусила губу и неверяще посмотрела на свои руки. Почему я это сделала? Я, наверное, сошла с ума! Только ради этого чужого мужчины. Этого старого чужого мужчины. Отца Лео.
Его уже взяла в оборот Коринна, которая опять принялась его фотографировать. Хелена исчезла.
Я встала и повернулась к Лео, не в состоянии смотреть ему в глаза.
– Это было хорошо, – тихо сказал Лео. – Особенно для того, кто учился только флейте.
– Я никогда не говорила, что училась только флейте, – возразила я.