– У нас было только бордо к ужину, – пробормотал Ронни. – Шато 1998… э-э-э, вы сказали, закон защиты юношества и детства?
Я захихикала, но, увидев бледное лицо Мими, замолчала. Остальные тоже смотрели довольно хмуро. Я, очевидно, была единственной, кто считал всё это забавным.
– Можете её отпустить. Мы о ней позаботимся, – сказала Мими. Её голос слегка дрожал.
– Не думаю, что она сможет стоять самостоятельно. – Хватка на моём локте ослабла только тогда, когда Ронни схватил меня обеими руками за плечи. – Она лежала на тротуаре! Кто знает, как долго.
– Как хорошо, что вы проходили мимо. – Мими прикусила нижнюю губу. – Я вам буду вечно признательна. Не хочется даже думать о том, что могло произойти. – О Боже, у неё что, в глазах слёзы?
Хорошее настроение, вызванное алкоголем, моментально улетучилось. Вместо этого возникли угрызения совести. Даже кошка, появившаяся из гостиной, чтобы посмотреть, что происходит, выглядела шокированной.
– А, урна! Жичь замкнитэ для звидзаяшых! – пробормотала я смущённо. Очевидно, я была недостаточно пьяна.
– Я же говорю, что её едва можно понять.
– Потому что это по-польски, идиот. – Внезапно мне стало плохо. Может быть, меня сейчас вырвет. Или я сейчас умру. (Будет очень драматично).
У меня начало шуметь в ушах. Наверное, это отмирают клетки мозга, которые я могла бы использовать для выпускных экзаменов. Хорошо, что у меня уже есть аттестат. Кроме того, это не имеет значения, если я сейчас умру.
– Ронни, держи её крепко!
Я едва слышу их голоса. Мне нехорошо. Это перестало быть забавным. У меня изо всех пор выступает холодный пот. В ушах шумит всё сильнее. А потом я перестаю что-либо слышать.
Я думаю, что я умерла. Или заснула.
2
«Будь как солнечные часы:
Считай только светлые мгновения»
Цитата из поэтического альбома.
Не представляю, кто автор.
Что ж, пожалуйтесь на меня!
Итого: с 21 октября 0,2 светлых часов.
Позитивное в этом: если так и дальше пойдёт,
я останусь вечно молодой.
Я не хочу льстить своей личной драме, но при всём несчастии у неё были и свои преимущества. Во-первых, я не должна была вообще ни о чём заботиться. Во-вторых, я могла всё переложить на чужие плечи. Или скажем так: можно вообще отпустить поводья, если твой муж только что умер. Внезапно и неожиданно, как говорится. Страдающей вдове можно быть противной и грубой, можно сидеть целый день, апатично уставившись в пустоту, не мыть голову, не причёсываться и не краситься. Можно посреди телевизионной передачи «Темы дня» швырнуть туфлю в Тома Бухрова (то есть в телевизор), можно до одиннадцати часов лежать в постели, не ожидая ничьих упрёков. Если внезапно захочется подстричь изгородь, то тебе тут же с восторгом вручат электрические садовые ножницы, и если ты при этом изуродуешь магнолию, которая вообще не имеет никакого отношения к изгороди, то тебе никто и слова не скажет. Можно быть эгоистичной, придирчивой, несправедливой и просто противной – тебя все за это оправдают. Даже если ты напьёшься, заснёшь стоя и не заметишь, как ты забле… э-э-э… испортила паркет рвотными массами. Более того, после этого случая мои сестра и зять хлопотали надо мной ещё заботливей. И мои родители, которые названивали дважды в день, чтобы спросить о моём состоянии, не произносили ни слова упрёка. Они только всё время говорили мне, как они любят меня и какая я храбрая. Да, моя мать даже произносила театральные фразы типа «Моя дорогая, я знаю, что это самые чёрные дни в твоей жизни, но ты всё преодолеешь, и поверь, когда-нибудь для тебя снова засияет солнце». А ведь моя мамочка, услышав подобную фразу по телевизору, закатывала глаза и переключалась на другую программу.
Единственный, кто, очевидно, не впечатлился моим личным несчастьем, был герр Крапенкопф. Может быть, потому, что он ничего о нём не знал. Ронни и Мими получили от его адвоката письмо, в котором значилось, что «персона, которая в настоящее время нелегально проживает и работает у вас», обозвала его «карповой головой» (Карпенкопф) и угрожала ему цепной пилой, и что герр Крапенкопф оставляет за собой право возбудить дело против меня, Ронни и Мими по поводу оскорбления, намеренного телесного повреждения и подпольного труда.
Мими и Ронни вначале не хотели показывать мне это письмо, чтобы я лишний раз не волновалась, но я взволновалась только по поводу того, что герр Крапенкопф вместо «Крапенкопф» услышал «Карпенкопф». Что за идиот. Мими переслала это письмо адвокату, которого она для меня наняла. Не ради герра Крапенкопфа, а из-за писем, которые я получала от брата моего мужа по поводу доходных домов, табакерок и жирандолей.