― Моя очередь, ― тихо говорю я. ― Думаю, что ты спишь с кем попало. Поправь меня, если я ошибаюсь, конечно. Но если я права, то зачем все эти женщины?
Он пожимает плечами.
― Я мужчина.
― Какой мужской ответ.
Он смеется. О, этот звук.
― Они просто заставляют почувствовать себя лучше на мгновение или два. Это помогает.
― Мне бы тоже хотелось, ― признаюсь я. ― Но сама мысль о сексе пугает так сильно, что никогда не хотела попробовать. Но у меня никогда и не было никого, кому бы доверяла настолько, чтобы попытаться.
― А как же твой любимый Хендрикс?
― Между нами с Хендриксом ничего не было. Он всегда, всегда уважал меня.
В ответ ни слова.
― Так, полагаю, что с такими женщинами вокруг, типа Ливви, тебе-то не приходится слишком задумываться о том, на что ты намекаешь.
Он фыркает.
― Ливви… ― он делает паузу, взвешивая ответ.
― Свободная. Великолепная. Та, которую выберет каждый мужчина. Я имею в виду, почему бы и нет? Такие девушки, как я, не идут ни в какое сравнение с кем-то вроде нее.
― Трудно сравнить среднее и идеальное.
― Черт, Дими!
Он качает головой. Я чувствую, как прижимается к моей голове его щека, и придвигается он весь.
― Средняя ― это она, Джесс.
Ой.
Мои щеки загорелись.
― Ливви ― это воплощение того, как женщины думают, чего хотят мужчины. Да, она великолепна, да, с ней легко, но это все не то. Она такая же, как тысяча других женщин. Она фальшивая насквозь. А женщины, как ты, разные. Ты не такая, как тысяча других, ты одна. Так что, хоть ты не типичная девушка с обложки, зато по-настоящему красивее их.
Ой. Бог. Ты. Мой.
Я приоткрываю рот и изо всех сил пытаюсь вдохнуть свежего воздуха. Он только что… назвал меня… красивой?
― У меня рыжие волосы, ― с трудом выдавливаю я.
― Это же, черт, великолепно.
― И кожа… совсем белая.
― Как у куколки.
― У меня глаза слишком большие.
― Чем больше, тем лучше.
― Прекрати! ― вскрикиваю я. ― Почему ты так добр ко мне? Потому, что знаешь, что я могу бросить тебя здесь?
Он замолкает.
― Я много кем могу быть, Джесс, но я не лжец.
― Так ты просто честен со мной?
― Что-то вроде того.
Блин, так и прокалывают эго-пузырь. Я вырываюсь из его рук.
― Мне нужно на воздух.
― Мы и так… ― обращает он внимание.
Но я все равно встаю и сразу же жалею об этом. Так холодно, и все тепло, которое только что проникло в тело, улетучивается и сменяется леденящим кровь холодом. Я обнимаю себя и дышу. Вдох. Выдох. Просто сосредоточиться.
― Возвращайся сюда, ты замерзнешь, ― зовет Дими.
― Ты знаешь, меня никогда не целовали?
Так глупо то, что я ляпнула это, но необходимость высказаться, кажется, намного перевешивает логику.
― Что? ― бормочет он, в его голосе слышно замешательство.
― Он изнасиловал меня, он так много у меня отнял, но никогда не целовал меня. Этого он у меня не украл. Так что я никогда ни с кем не целовалась. Я просто… Знаешь, когда меня поцелуют, я хочу, чтобы это произошло потому, что и он, и я захотим этого. Он должен быть медленным и крепким, таким, каким и должен быть первый поцелуй, ― я останавливаюсь и глубоко вздыхаю, собираясь с мыслями и отталкивая эмоции. ― Я мечтала влюбиться и выйти замуж, жить долго и счастливо. Всего этого я лишилась, когда он забрал мою невинность. И единственное, о чем мне осталось мечтать: возможно, когда-нибудь у меня будет поцелуй, переворачивающий жизнь.
― Зачем ты рассказываешь это мне?
Я вздыхаю, покачав головой.
― Ну, Дими, ты первый мужчина за всю мою жизнь, которому я подумываю отдать его.
Молчание.
Долгая мучительная тишина.
― Ты не хочешь испытать со мной что-то подобное, Джесс. Я вовсе не достоин этого.
― Кто сказал? ― шепчу я.
― Я.
― Но не я.
― Возвращайся сюда, ― произносит он усталым голосом. ― Нам нужно отдохнуть.
― Мне не нравится быть с тобой так близко, когда я только что призналась, что хотела бы, чтобы ты меня поцеловал.
Он снова замолчал.
― Просто подойди.
― Командир, ― бормочу я, опускаясь на колени и заползая обратно.
Как только я приближаюсь, он возвращает меня в то же положение, в котором мы были раньше. Когда тепло снова наполняет меня, я вздыхаю. Слава Богу, мне это было нужно. Ужасно сильно. Я зеваю и чувствую, что как тяжелеют веки. Мне неловко от того, что Димитрию приходится спать на твердой холодной земле. Но по дыханию могу сказать, что он не может успокоиться: его сердце бьется у меня под щекой, а грудь поднимается и тяжело опадает.