Я бросаюсь к нему.
― Димитрий, не уходи так.
Он меня не слушает.
― Ты сделал мне больно сегодня вечером, ― кричу я, заставляя его остановиться. ― Ты позволил, чтобы… этот… мужчина… пришел. И ты встал на его сторону ради информации. Ты, действительно, думал, что я не задамся вопросом, что же между нами?
Он оборачивается.
― Я бы никогда не позволил ему прикоснуться к тебе.
― Это к делу не относится! ― кричу я.
― Бл*, Джесс, чего ты от меня хочешь? Я украл тебя. В какой момент я превратился из врага в гребаного прекрасного принца?
Я качаю головой, больше не сдерживая слез. Они стекают по щекам и капают с подбородка, а я их и не вытираю.
― Я никогда не говорила, что хочу прекрасного принца. Черт, и не говорила, что хочу плохого парня. Я просто хочу правды, Дими. Хочу знать, почему все еще разговариваю с тобой, хотя у меня был шанс сбежать.
Он подходит ко мне, смотрит сверху вниз напряженным взглядом голубых глаз.
― Это ты мне скажи, ― выдыхает он. ― Почему ты не сбежала?
Качаю головой, глядя на него затуманенным взглядом.
― Потому что могу видеть больше, что остальные. Я вижу ту твою сторону, которую ты отталкиваешь. Я вижу в тебе часть себя. Чувствую связь, когда я с тобой, понимание… но больше всего, чувствую тебя, Димитрий. Всем сердцем.
Еще до того, как я произношу что-то еще, он бросается вперед, обнимает за плечи и буквально вжимает меня в себя. А потом губами находит мои. Как только губы сливаются, я забываю обо всем. Колени слабеют, и я ловлю себя на том, что вцепляюсь пальцами в его рубашку, при этом стараюсь не касаться груди. Он стонет и делает шаг вперед, заставляя меня сделать шаг назад.
Мы падаем на кровать, и слабость в моем теле быстро превращается в страх, когда его тело обрушивается на меня. Для большинства, это прекрасный момент. Для меня ― чистый ужас. Я задыхаюсь, разрываю поцелуй, упираюсь руками в его грудь и с силой толкаю. Его передергивает от моего прикосновения, и он тоже напрягается, отскакивает от меня и пятится назад. Я сажусь, тяжело дыша.
Мы оба выглядим так, будто только что пережили что-то ужасное.
Боже. Насколько мы сломлены?
Я растираю ладонью грудь и смотрю на Дими, который уперся взглядом в пол, сжимая кулаки. Мое прикосновение вывело из равновесия и его тоже, вернуло к тому, чего он хотел избежать. Так же, как для меня ― его тело надо мной. Я глубоко вздыхаю и опускаю голову на руки. Что можно сказать сейчас, чтобы сгладить это? Есть ли вообще для этого какой-нибудь способ?
― Да уж, картина маслом «Два психа», ― бормочу я.
Поднимаю голову и вижу, что Димитрий рассматривает меня, его губы изгибаются.
― «Два психа»?
― Да, ― говорю я, откидываясь на спинку кровати. ― Картина маслом.
Он подходит и, удивительно, опускается на кровать рядом со мной. Мы лежим бок о бок, глядя в потолок.
― Мы стали странной… ― останавливаюсь, пытаясь придумать слово.
― Парой? ― предлагает он.
― Мы не пара, мы даже трахаться не можем.
Он издает сдавленный звук, и, повернув голову, вижу его ухмылку.
― Я терпеть не могу, когда меня трогают, а ты терпеть не можешь, когда тебя трахают.
Я тихо смеюсь.
― Может получиться интересный союз.
― Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, Джесс?
Мои щеки краснеют. И нужна минутка, чтобы ответить, потому что то, что я чувствую, неожиданно. Сама мысль о сексе пугает меня, но также сильно хочется узнать, каково это, когда мужчина по-настоящему берет мое тело. Я знаю, что все должно быть по-другому, знаю, что это не так… как с Роджером. Поэтому отвечаю ему честно и откровенно:
― Ох, Дими, да.
Он поворачивается ко мне, его глаза сверкают.
― Не знаю, как бы мы могли это сделать.
Я качаю головой, пытаясь контролировать дыхание.
― Да, я тоже не знаю.
― Большинство женщин, с которыми я трахаюсь, просто лежат или сидят верхом на мне, положив руки себе на ноги.
― Спасибо за информацию, ― бормочу я.
― Но нам с тобой это не подходит, потому что ты не хочешь, чтобы я был сверху…
― Дело не в том, что я не хочу так... просто… ты накинулся на меня так быстро…
― Я понял, ― перебивает он. ― Я знаю.
Мы оба молчим. Когда я поворачиваюсь к нему, он смотрит на меня, у него на лице одновременно и доброта, и желание.
― Ты можешь сделать кое-что ради меня.
― Я? ― шепотом произношу я. ― И что это?
― Можешь снова поцеловать меня, детка.
О. Да. Это я могу.
Я перекатываюсь к нему и наклоняюсь вперед, прижимаясь к его губам. Он придвигается ко мне ближе, не так, чтобы касаться друг друга, но достаточно близко, чтобы можно было удобно целоваться. Он начинает с медленного глубокого поцелуя и что-то делает языком такое, что все мое тело воспламеняется. Поцелуй становится все более страстным. Я начинаю телом признавать Димитрия и понимаю, что хочу прижаться к нему. Во мне просыпается нетерпение, которое пробуждал только он.