Глава шестая
Она ждала поцелуя, а он лишь легко-легко коснулся ее губ своими, будто пробуя на вкус, будто ожидая, не передумает ли она, и давая ей возможность передумать. Но разве могла бы Тедди отказаться от ожидаемой сладкой муки — ощущать его жар, самой пылать ответным огнем и молить его, чтобы он утешил наконец всепожирающее пламя неутоленной страсти?
Она положила ладони ему на грудь и провела по ней, заставляя напрягаться все мышцы и тут же снимая напряжение нежным поглаживанием — безмолвным уверением: я рядом и я никуда не уйду… Под ее рукой гулко билось его сердце, уговаривая и умоляя каждым ударом: будь! со мной!..
Он снова коснулся ее губ — вопросительно и бережно, и она, желая положить конец сомнениям Мэка, запустила пальцы в густую черноту волос; лаская, притянула к себе его голову и сама поцеловала так, как — знала — хотели они оба. И обоюдная жажда победила неуверенность, поглотила ее без остатка…
Его руки и губы творили чудеса. Обнимая, прижимая ее к себе — все жарче и все теснее, — он блуждал ладонями по всему ее телу, и оно таяло, уступая и подчиняясь их жаркой умелости. Маечка давным-давно была снята и отброшена в сторону. Мэк уложил Тедди на ковер и сам опустился рядом, без устали целуя каждую клеточку ее тела: уголки рта, лоб, виски и снова — рот, фарфоровую раковинку уха, изгиб шеи… Ничего похожего прежде она не испытывала и с острым наслаждением отдавалась новому опыту.
Поцелуи опускались все ниже, и вот уже губы Мэка сомкнулись вокруг нежного розового соска. Тедди не удержалась и застонала. А может, это был стон Мэка… или их обоих…
Ей не терпелось почувствовать его всего, и Мэк, угадав это нетерпение, слегка отстранился — ровно настолько, чтобы дать ей возможность расстегнуть пуговицы на его рубашке и вытащить послушную хлопковую ткань из плотно обхвативших бедра джинсов. Тедди жадно вдыхала терпкий мужской запах и не могла им надышаться. Она обняла Мэка за плечи и прижалась к нему почти вплотную, упиваясь гладкостью кожи и колючестью черных завитков на могучей груди, сталью мускулов и их отзывчивостью на ее прикосновения. На какое-то мгновение осколок сомнения вновь пребольно кольнул сердце Тедди: берегись неведомого! — но это было так мимолетно, а Мэк был так близок и так притягателен, а ей так хотелось получить от него все, что обещали его поцелуи, что она решила отмахнуться от боли сомнений, которая потом, возможно, превратится в нестерпимую боль разочарования. И пусть! И, решив так, она припала губами к его рту, даря ему с новым поцелуем всю себя.
От Мэка не укрылось ее, хоть и мгновенное, замешательство. Да, он с самого начала, с той самой минуты, как увидел ее в баре, хотел Тедди — хотел, как никакую другую женщину прежде. Да, он знал, что и она хочет его — язык тела честнее слов. Но… Тедди была с ним так откровенна сегодня, а он? Разве не обманом вошел он в ее жизнь? И неужели сможет длить обман, увлекая ее все дальше туда, откуда ни одному из них не будет возврата?
Он приподнялся над ней на локтях, и, оторванная от него так внезапно, она выдохнула разочарованно:
— Мэк…
— Прости меня, Тедди. — Мысль о том, что он причиняет ей боль, но не смеет ничего объяснять, была невыносима. Он глядел на припухшие губы, в омраченные непониманием глаза и клял себя последними словами.
— Мэк!..
— Я не могу, Тедди. — Он предостерегающе приложил к ее губам палец, жалея, что время поцелуев для них прошло. — Не имею права. И для этого городка, и для тебя я посторонний, случайный проезжий, и только.
Он отстранился от нее окончательно, встал на ноги и помог подняться ей. Она не спешила надеть протянутую им майку и стояла перед ним, ничуть не смущаясь, будто зная, что с ним делает ее нагота.
— Что ж, доброй тебе ночи, Мэк, — спокойно сказала она наконец, и его обдало этим спокойствием, как холодом.
— Спокойной ночи, Тедди.
Она повернулась к нему спиной и вышла из комнаты, сопровождаемая верным Боуги. За ней уже закрылась дверь, а Мэк все смотрел ей вслед, не имея сил пошевелиться. Когда вернулась способность двигаться, он с трудом, превозмогая режущую боль в паху, добрел до дивана и, как подкошенный, рухнул в его подушки, пахнущие — о, черт! — духами Тедди…