В итоге Ди оставила несчастного путешественника, заявив, что он должен ей десять долларов. Макс сгибался пополам от смеха, глядя, с каким недоумением хлопал глазами этот бедолага. Он был выше головы на две, не меньше, но выглядел, будто провинившийся школьник. А Диана ворчала потом до самого вылета.
Сейчас Макс улыбался этим воспоминаниям и в тоже время ощущал горячую волну боли от того, что жены нет рядом. Иногда ему казалось, что сколько бы он ни гнался за Дианой, догнать не сможет. Сначала он был готов на все, чтобы спасти ее от Смерти, но всегда чувствовал себя виноватым. Потом пытался ей во всем соответствовать, но всегда ощущал себя никчемным. И сейчас ему остается только всеми силами стараться сохранить их союз.
«Если она приедет, значит, еще не все потеряно», — подумал он вдруг, и мысль эта показалась ему живительно правильной, будто иного и быть не могло.
Макс откинул голову назад и прикрыл глаза. Пора отдаться воле судьбы. Невозможно всегда плыть против течения.
— В бизнес-зале было бы намного удобнее. И кофе там лучше.
Макс радостно встрепенулся при звуке любимого голоса. Диана стояла перед ним, сжимая в руке ручку дорожной сумки.
— Я боялся, что ты не придешь. — Легкий гул в ушах перекрывал гомон аэропорта.
— Я не могла. Это ведь наш Амин. Мы нужны ему.
Диана села рядом. Макс протянул ей кофе и взял за руку.
«Я буду бороться. До последнего вздоха, как обещал», — подумал он, а вслух сказал:
— Спорим, вон те две блондинки летят на девичник?
Губы Дианы тронула улыбка.
Глава 3
— Матушка, позвольте, я вам помогу.
Статная девушка с тугой черной косой шустро подобрала длинную юбку, подбежала к седой женщине и забрала у нее из рук ведро с водой.
— Спасибо, Агнесса, я бы и сама могла, — попыталась та возразить, но девушка упрямо потянула ведро к себе.
Не вступая в споры, Агнесса занесла ведро в дом и поставила на привычное место. Она окинула жилище взглядом и поморщилась. В углах клубками скрутилась грязь и паутина, слой пыли покрывал полки с многочисленной утварью. Вскоре зашла и хозяйка дома.
— Матушка, так не годится, — с легким упреком проговорила девушка и уперла руки в бока. — Как можно жить в такой пыли?
— Прости, Агнесса. Не хотела, чтобы ты это увидела. Вот как раз собиралась за уборку приниматься. Как вы на ярмарку уехали, так у меня и денечка свободного не было. Весь город за снадобьями приходил. Кому от бессонницы настой, кому травы на чай, кому для похлебки специи. Только и делала, что травы собирала да готовила. Даже чистоту навести не успевала.
Женщина суетливо переставляла глиняные горшки на столе в одном ей известном порядке, пока рассказывала. Агнесса с улыбкой наблюдала. Сколько себя помнила, она всегда приходила в этот дом наравне с родным. Донна Берта, так звали хозяйку, была ей названной матерью. Хотя ни одна из них не могла бы ответить, почему так случилось. У матушки никогда не было семьи, и Агнессу она принимала как родную дочь. Учила собирать травы, отличать хорошие соцветия от пустых, готовить из них специи, правильно сушить.
— Матушка, ничуть не сомневаюсь, что у вас очень много дел, поэтому сама приведу дом в порядок. — Агнесса ласково забрала горшок из рук донны Берты. — А вы продолжайте свою работу. Травы сами себя не пересушат.
Когда с уборкой было покончено, дом практически блестел. Агнесса придирчиво осмотрела результат своей работы и удовлетворенно кивнула. Матушка раскладывала высушенные цветки по тканевым мешочкам и тихонько напевала какую-то приятную мелодию.
В дверь постучали. Не дожидаясь ответа, в дом вошел крепкий розовощекий парень. Светлые волосы его были припорошены мукой, а от одежды исходил аппетитный аромат свежей выпечки.
— Донна Берта, я принес горячий хлеб! Не хотите ли… — зычным голосом начал гость.
— Донна Берта прекрасно слышит, нет нужды так кричать, — перебила его Агнесса. — А еще не помешало бы дождаться, пока хозяйка позволит войти, вместо того, чтоб заваливаться в дом, как невежа!
Пристыженный парень еще больше покрылся румянцем.
— Приветствую, монна. Простите, — пробормотал он, безуспешно пытаясь скрыть смущение.
— Да будет вам, — добродушно рассмеялась донна Берта. — Николаус, чем порадуете сегодня?
— Все, что любите, донна. И белого, и брецель принес, и штоллен даже есть маменькин, по семейному рецепту, — парень изо всех сил старался не смотреть на Агнессу.
— Штоллен? Дорогой Николаус, неужто я Рождество пропустила, пока матушке помогала?
— Нет, монна. Отец хотел изготовить, чтобы продукты не перевелись.
Донна Берта попросила занести ей булку хлеба и рулет с маковыми семенами. Николаус уже собирался выскочить из дома, как Агнесса легко коснулась его руки.
— Дорогой Николаус, коли уж по маменькиному рецепту, не угостите ли вашим вкуснейшим штолленом? Больно он у вас ароматный, — она томно выдохнула и погладила крепкое плечо парня.
Тот окончательно раскраснелся и, ни слова не говоря, выскочил из дома как ошпаренный. Агнесса лишь рассмеялась вслед. Матушка укоризненно покачала головой, впрочем, плохо скрывая улыбку, взяла золотой и вышла вслед за пекарем. Вернулась в дом она уже с корзинкой, от которой исходил умопомрачительный аромат горячего хлеба.
— Садитесь, матушка, я уже нам трав заварила, — Агнесса поставила на стол широкие коричневые кружки.
— Милая, разве можно так с парнем? Он же влюблен в тебя, как дитя. Глаз не смеет поднять, а ты так жестоко с ним.
— Ну что вы, матушка! Я же в шутку. Как можно удержаться, когда он так робок, что это даже мило.
— Ты бы лучше присмотрелась к парню. Сколько в девах ходить будешь? Неприлично уже в твои лета, — упрекнула донна Берта.
— Нет, не могу так. Лучше одной всю жизнь, чем с нелюбимым. Вы же одна всю жизнь прожили и детей не нажили. Жалеете?
— Нет, не жалею, Агнесса. Судьба милостива, всегда дает нам то, что нужно. Вот мне тебя дала. Чего более хотеть?
— И ко мне будет милостива, матушка. Всему свой срок, — девушка потупила глаза и принялась ломать рулет, но проницательного взгляда донны Берты ей избежать не удалось.
— Что за мысли копошатся в этой прелестной головке? — ласково спросила женщина. Она настойчиво взяла Агнессу за локоть и заставила посмотреть в глаза. — Ты же знаешь, что можешь мне довериться?
Агнесса села на стул, глубоко вдохнула и быстро проговорила:
— Порою я чувствую себя так, будто не из этого мира.
— А из какого же? — глупо хихикнула донна Берта и подняла кружку. — Судьбой нам только один мир и дан.
— Да, матушка, я знаю. Но… не бывало у вас такого, что тела своего не чувствуете? Или, — Агнесса замешкалась и понизила голос, — будто душа витает где-то. Словно ее от тела отделили? Или будто вы сейчас на самом деле не здесь, не на этом самом стуле сидите, а где-то в другом месте? А тут только ваша часть, затерянная без времени и места.
— Ой, милочка, — всплеснула руками женщина, едва не опрокинув чай. — Ты мысли эти гони от себя. Нехорошие они. Я-то, дело ясное, тебя не выдам, но ты не говори никому больше, не откровенничай. Не ровен час, Хранители нагрянут. Не гневи Судьбу.
— Да, матушка. Ваша правда. Глупости это все, вы в голову не берите, — Агнесса натянуто улыбнулась, отпила из кружки и поторопилась сменить тему: — Матушка, а на ярмарке-то какая красота была! Торговцы отовсюду прибыли! Шерсть добротную с гор привезли. Уж я и вам, и маменьке, и себе платки прикупила. В холода хороши будут. А шелка! Ах, какие там были шелка! Вовек налюбоваться невозможно. Особенно один таким был восхитительным, будто из пены морской соткан. Нежен, как летний ветерок.
— И откуда же такое чудо привезли? — восхитилась женщина, глаза ее загорелись.
— Торговка сказала, что с другого конца мира приехала. Цирен…Зорен… Цзяорен! Точно! Так и назвалась. Сказала, что она из цзяорен. А мне, матушка, так стыдно стало за невежество свое, что я и не спросила даже, где это. Глупая я, да?