«Захотелось поговорить про художницу, – начал я, сделав глубокий вдох и кладя расслабленные руки на мягкие подлокотники. – Она, кстати, не художница». Ирина заинтересованно подалась вперед. Ее лицо просветлело. «Это я поняла». – «Как?» Вопрос был задан без удивления. Кто бы мог серьезно усомниться в проницательности доктора психологических наук?! «Ну, ты бы видел себя, когда придумывал про изостудию, – прятал глаза и потел, как обычно…» – «Да-да. Вегетатика». – «Ничего страшного. Что ты сейчас чувствуешь?» Над столом повисло ожидание. Жена не торопила меня, давая сформулировать. Время, которого не хватало в жизни, всегда находилось в ее кабинете.
«Вначале я подумал, что хочу помочь той женщине, – сказал я. – Поэтому согласился на встречу, которую она предложила». – «Почему ты не рассказал мне?» – «Ты же против того, чтобы у меня были клиенты». Ирина отвела глаза, и знакомое нетерпеливое движение подбородка выдало легкое раздражение. На секунду я даже усомнился в том, что сделал правильно, придя сюда. «Может, нам не стоит продолжать? Обратимся к третьей стороне?..» – «Дорогой, Раф, – устало улыбнулась Ирина. – Я горжусь тобой. Хочу, чтоб ты об этом знал. Горжусь тем, что ты пришел. И что хочешь разобраться, а не пускаешь все на самотек». Чего скрывать, мне было приятно такое слышать.
«Так как ты хотел помочь ей?» – «Профессионально. Мне показалось, у нее внутренняя боль…» – «В связи с чем показалось?» – «Она смотрела на меня с надеждой». – «С надеждой?» – «Мы встречались ранее. И, видимо, любили друг друга». – «Опиши ее». – «Она больше подходит под ролевую модель – ребенок. Аутичная, робкая». – «А внешне?» – «Я бы сказал… без возраста. Походка легкая…» – «Среда?» – «Не успел уточнить, но, наверно, артистическая». – «С чего ты это взял?» – «У нее было яркое пальто». – «Что тебе в ней понравилось?» – «Какая-то покорность… она ничего не хотела». – «Рабская покорность русской женщины, – в глазах Ирины вспыхнули знакомые искры. – Чудесно». Почуяв тему, она делала «стойку» и всегда потирала кисти рук.
«Мы погуляли по парку. Потом женщина заплакала и ушла», – продолжал я. «Ты не поцеловал ее?» – «Нет» – «Почему?» – «Я не…» – «…не успел». – «Скорее, не захотел». – «Ты испытываешь потребность ее найти?» – «Да». – «Конечно. Тебе это не может не быть интересно. Почувствовать то, что ты чувствовал когда-то…» – «Не уверен, что дело в этом, – помотал головой я. – Мне необходимо разобраться в прошлом, а не безответственно переспать с новой пассией». – «Но переспать и есть разобраться». – «Не думаю. Это ничего не изменит».
Формулируя ответ, Ирина наклонила голову и постучала пальцами, унизанными фамильными кольцами, по сукну столешницы. Затем резко вскинулась, смахивая волосы с лица, и снова улыбнулась мне. «Видишь ли, девушка явно приехала с определенной целью. Тебе показалось, что она хотела помощи, но ей нужно было другое. Можешь сказать, что?» – «Любовь?» – «Бинго. Ты ей не дал того, чего она хотела. Ты оказался слишком умным». – «Но с другой стороны, я ведь мог многое о себе узнать». – «Мог, но что бы ты делал с этим знанием? Измена в любом случае – лишь экскурсия. Подтасовка, уклонение от жизни… Рано или поздно надо либо свернуть окончательно, сделав боковой путь магистральным, либо вернуться. Либо обмануть. Взрослость проявляется в том, чтобы жить здесь и сейчас. Удивительно, несмотря на амнезию, ты оказался взрослей глупенькой овечки. И, похоже, преподал ей урок верности».
Речь Ирины обладает удивительным свойством. Стоит ей заговорить, как тревоги уходят. Возвращается уверенность в том, что поступаешь правильно.
Когда мы вышли, несколько человек стояли на набережной Фонтанки и фотографировали огненный закат. Потом Фейсбук пестрил одинаковыми кадрами. Ирина сказала, что люди предсказуемы и в целом мало отличаются друг от друга.
Я сел на свое пассажирское место. Прежде чем включить зажигание, жена взяла мою руку в свою: «Хочу, чтобы ты понял. Если почувствуешь необходимость уйти с магистрали, я с этим справлюсь». – «Хорошо». – «А теперь предлагаю отметить нашу общую победу». Мы включили мантры и понеслись по Питеру. Я приоткрыл окно, чтобы впустить в себя все многообразие жизни. Впереди рисовалось лето на балтийском берегу – прибрежное кафе «Альбатрос» со свежими мокрыми ромовыми бабами, чтение в тени на пляже с обязательным обсуждением прочитанного на вечернем променаде.
Заехали в любимый ресторан авторской кухни «Дискурс». Тут вместо стен – книжные шкафы. А еще есть проектор, транслирующий фильмы семидесятых. Обожаем этот период, особенно французов: разве было что-то лучше в истории кинематографа? К сожалению, сейчас уже не снимают интеллектуальное кино.