Собака неохотно подчинилась. Хвост заявил энергичный протест.
— Я вас знаю? — осведомилась Саша.
— Конечно. Яков, помните? Яков Ильич. Нас знакомил Артём. В «Рашен Коучмене», на презентации.
Саша вспомнила псевдорусский ресторан в Surry Hills. Артём презентовал четвёртый диск. Между варьете и танцами что-то спел под минус. Собралось человек тридцать, знакомых и не очень. Заливная рыба, пафосные тосты, оливье. Напитки принесли свои. И каждый хотел чокнуться с надеждой русского шансона. Понятно, напоили Тёму в хлам. Да, этот Яков Ильич там мелькал. Звукоинженер на «Радио Австралии». Или звукооператор, что-то в этом роде.
— А я и не знал, что у вас дочь, — говорил между тем Яков Ильич, — как тебя зовут, барышня?
— Вайолет. И я не барышня.
— Понял. Виолетта значит… Шикарный автомобиль.
— Your dog is cool too.
— Лета, говори по-русски, — вмешалась Саша.
— Твоя собака тоже классная.
— Согласен. Как там Артём? Творит?
— Не знаю, — ответила Саша, — мы развелись.
— Хм… — Яков Ильич покачал головой, — так это меняет дело.
— В смысле?
— В смысле чашки кофе. Или бокала шампанского. Что вы предпочитаете в это время суток?
— Мороженое, — сказала Лета, — только оно вредное.
Через неделю они встретились снова, потом — ещё раз. А в третий раз он сделал предложение. Сашу удивил не факт, а быстрота. Вообще-то статус одинокой мамы ей изрядно надоел. Есть в нём двусмысленность какая-то, невнятность. И варианты были в плане комплектации семьи. Пока что выбирала она. Вопрос — надолго ли? Выжидать — рискованно, ошибаться — поздно.
Яков Ильич. Яша… — она прислушалась к вельветовому имени. Яша. Что мы знаем о нём? Вдовец. Есть сын в Израиле, но отношения там, похоже, без горячки. Свой дом на Милитари Роуд. Непростая улица: Бондай в пяти шагах. Вид на океан и панораму города, любая недвижимость — от миллиона. Внешность, если честно… Из категории: зато непьющий. Или: зато дочь любит, как свою. Под вопросом, хотя мелкой он нравится. Не лезет, не сюсюкает, говорит по-взрослому, она это ценит. В тени — больше полтинника не дашь. А солнце в его возрасте противопоказано.
— Я понимаю, это выглядит, как спешка, — говорил Яков Ильич, — но… Мы не подростки, и… я считаю, — лучше объясниться, чем ходить кругами. В общем, есть такое предложение. Приезжайте ко мне как бы в гости. Поживёте неделю, месяц, сколько захотите. Три спальни, дом огромный, я уже рассказывал. Мне там неуютно одному…
Саша молчала. Её дочь, не отнимая рук от Маффина, спросила:
— Ты будешь моим папой или дедушкой?
— Хм… А можно и тем, и другим? — усмехнулся Яков Ильич.
— И будешь забирать меня из садика?
— А надо?
— Ну конечно! Вот смотри, — Лета показала собеседнику ладошку, она так делала, когда хотела что-то объяснить, — в садике у всех есть дедушки и папы. У Мэтью целых два папы или три. Они… they come round different each time. And I… well, I don’t have a dad. But now I do! And I’ll have a dog too…
— Лета, — перебила Саша, — на каком языке мы сейчас говорим?
Дочь состроила капризную гримасу.
— Но, мам, я плохо говорю по-русски! В садике никто не говорит по-русски. А я хочу, как все!
— Как все?
Собственный голос доносился будто издали. В кронах пальм шумел солоноватый ветер. Над океаном точно по линейке выстроились облака. Саша оказалась как бы в трёх временах разом. Где одно изображение проступает сквозь другое. Где прошлое мнит себя настоящим, а завтра, обрастая корешками из сегодня, перестаёт быть вымыслом. Она увидела типичную рекламную семью. Муж, жена, ребёнок, две собаки. Дом с австралийским флагом, постриженным газоном и качелями. Рождество, именины, счастливые лица в фейсбуке…
— Как все… — повторила она, глядя в своё мини-отражение. — А хочешь, полетим в Россию — на лето, к бабушке? Я отвезу тебя и привезу. А ты поживёшь с ней. На даче.
— К бабушке? — Лета сделала огромные глаза. — But… sure, I do! — и тотчас же поправилась. — Хочу.
Побег из зоопарка
Почти в любом селе есть дома как бы неуместные здесь, чужие. Два этажа, скрипучая лестница, шестнадцать квартир. Однако и не городские: тёмные, бревенчатые, у дверей вповалку сапоги, и запах кислый, избяной.
Народ там обитает такой же маргинальный. Заводчане на сельхозработах, шабашники, молодые учителя. Хотя какие они, к чертям, молодые? Вон историк Николай, почти сорок мужику. Учительствует давно. Пользуется, как говорят завистники, дешёвым авторитетом, руководит школьным ВИА и баскетбольной секцией. При этом росту он совсем не гренадерского. Коренаст, ухмыльчив. Напоминает одного киноартиста, игравшего при соцреализме хитрожопых деревенских умников. Выпивает регулярно, но без спешки. Разведён.