…бу-бу-бу-бу… бу-бу-бу…
…протянет ей журнал и отдёрнет. Протянет и отдёрнет. И это при учениках. Света плакала в тот день…
…у тебя даже братья Матюгины сидят, как немые и пришитые…
…тактика выжженной земли: портфель — мне, сам — за родителями…
…знал бы прикуп — соломки б настелил…
…зарплата по-любому — с кошкин нос…
В какой-то момент Фома упустил нить вечера. И вновь поймал её за кухонным столом. Напротив кто-то витийствовал, дирижируя сигаретой. Кто-то очень знакомый. Так. Иван. Коллеги его исчезли. Из комнаты слышался мокрый храп: кхрр… кхрр. Андрон. Надо тоже баиньки, — подумал Фома. Мальчишник проскочил этап логичного финала и увяз в бестолковых ночных разговорах.
— …человек способен на поступки, бесполезные для выживания, — говорил Иван, — даже вредные. Творчество, например…
Фома увидел перед собой рюмку водки и кружку чая. Глотнул последовательно. Достал из пачки сигарету.
— …человек начинает действовать не из шкурных интересов, а ради принципа. Иногда в ущерб себе.
— Да хватит уже, — обозлился Фома, — зафакали этим человеком! У меня кот готов был умереть ради принципа. Кот! Хотел, понимаешь, гадить за диваном — и точка. Что только не делали… — Фома покачал головой. — Воняло хуже деревенского толчка. Я раз увидел новую кучу, сорвался. Схватил его вот так, думаю — не дай бог, убью. А он смотрит, как партизан, и говорит: убей меня, пытай, делай со мной, что хочешь. Но я буду срать там, где мне нравится.
— Прям так и сказал? — усмехнулся Иван.
— Прям так и сказал.
И тут входная дверь заколотилась от ударов. Ещё. Ещё. Били с ненавистью.
— Это что за новости? — Иван поднялся, шагнул в коридор. Не открывай!! — хотел крикнуть Фома. Он вдруг понял — там не соседи, не телеграмма. Не заблудившийся алкаш. Такой стук означает нечто гораздо худшее. Фома почти знал, что скрывается за дверью. Крикнуть он не успел.
Дверь хлобыстнула, будто выстрел, и сразу кто-то упал. Большая, страшная тень метнулась в комнату. Эльвира Романовна Воеводина. Нет!! — взвизгнул ребёнок в голове у Фомы. — Этого не может быть! Как она узнала?! В комнате мычали, рычали, снова что-то падало. Последовали звуки оплеух.
Фома понимал, что должен валить — сейчас, немедленно, быстрее, идиот! Но вместо этого сидел парализованный, зажмурившись внутри, и дожидался хоть какого-то финала. Ведь ничего особенного не происходит? А если происходит, то с кем-то другим… Так, вероятно, думает барашек, привезённый на шашлык. Его даже не связывают толком. Он чувствует запах костра, слышит звяканье шампуров, гогот людей, которые будут… Будут которые… Так же смеясь, запихивать во рты что-то горячее, дымящееся. Запивать тёплым красным вином. Вытирать жирные пальцы о траву. И вдруг ему становится легко и как-то тупо радостно. Всё-таки он здесь почётный гость. Он даже пытается улыбаться…
Фома поднял глаза. В дверях стояла Эльвира Романовна. Шуба нараспашку, космы прилипли к лицу. На щеке — мясистая бородавка с тремя волосками, Фома ясно различал каждый. Они хоть выглядели по-человечески. «Ну всё. Ты досмеялся», — произнесло существо.
Дальше за Фому действовал инстинкт. Инстинкт выдернул его из-за стола, заставил схватить увесистую пепельницу и метнуть в голову Эльвиры Романовны. Одновременно или мгновением раньше она с утробным звуком «ы-ы-их!» вдавила стол Фоме в живот. Бросок ушёл мимо, рюмки-чашки полетели. Нащупав табурет, Фома резко пнул его. И кажется, попал Эльвире в ногу. Ага!
Но вместо гримасы боли лицо сумасшедшей исказила ухмылка. Рука её схватила что-то с полки. Ы-ы-их! Лезвие кинжала просвистело наискось в сантиметре от лица Фомы. Он шарахнулся. Тотчас новый удар столом — х-хрэк! — вдавил его в стену. С немощным ужасом Фома осознал, чем сейчас будет зарезан. Это был не кинжал (и правда, откуда ему взяться?), а ножницы. Длинные раскройные ножницы! Сжав их поудобней в кулаке, Эльвира изготовилась для бойни.
И — забилась в мощных объятиях сына. Андрон обхватил маму сзади, фиксируя руки. Нечеловеческим усилием оттащил с прохода. Безумица рвалась к Фоме, мычала, трясла головой.
— Беги! — заорал Андрон.
Фома ломанулся. Вмял ноги в ботинки, сорвал шапку, пальто. Дверь была настежь. Иван куда-то пропал.
— Беги! — ревел Андрон. — Я её долго не удерж… а-агх!
Фома ухнул по лестнице, не чуя ступеней. Вон он — проём, живительный холод свободы. Особь низвергалась следом, громко дыша. Только бы выскочить на улицу… Господи, не здесь! Не в этом доме! Сзади ударило, толкнуло вперёд. Последней конвульсией сознания Фома услышал грохот. Увидел, как падает лицом в снег…