— Судья, присяжные и палач в одном лице, — медленно проговорил доктор Смит. — Женщина, мстящая за весь свой пол. Мужчина, превратившийся в чудовище внутри воображаемых сияющих лат. Святой Георгий, зараженный укусом дракона и сам превратившийся в дракона!
— И что нам делать? — спросил Маклин.
— Вы спрашивали только насчет теории, — сказал доктор. — Я не предлагаю ее как факт, потому что не могу ее доказать. Но я начинаю размышлять над ней.
— Как же такая теория соотносится с тем фактом, что преследовали вас, доктор Смит, — спросил Кревен, — и, по-видимому, намеревались напасть?
Доктор смотрел прямо на судью, его добрые серые глаза были задумчивы.
— Кто в большей степени заслуживает наказания, нежели тот, кто пытается помешать справедливому приговору, вынесенному судьей?
Смех Кревена казался натянутым.
— Вы снова указываете на меня, доктор?
— Я просто отвечаю на вопрос, — сказал Смит. Он вздохнул. — Прошу прощения, джентльмены, я должен увидеть миссис Саттер. Ей наверняка ни к чему обуза. Наступило неподходящее время, чтобы возиться с постояльцами.
— Доктор Смит! — Это сказал судья, и доктор снова повернулся к нему. — Я был бы счастлив, если бы вы поужинали со мной, и еще: у меня полно комнат, чтобы вас устроить, если вы желаете съехать из дома миссис Саттер.
— Это очень любезно с вашей стороны. Позвольте, я поговорю с миссис Саттер. — Джон Смит снова двинулся по дорожке.
Дойдя до крыльца, доктор обнаружил, что рядом с ним Руф.
— Вы ведь не собираетесь принимать приглашение судьи, а, доктор?
— Почему бы нет?
— Слушайте, может быть, я какой-нибудь невротик, но мне не нравится то, что произошло в районе выемки.
— Вы считаете, Руф, что это был судья?
— Я просто не уверен, что это был не он.
Доктор положил руку Гилсону на плечо:
— Спасибо за заботу, Руф, но я не думаю, что судья — если окажется, что он и есть тот самый неизвестный, — что-то учудит после того, как сделал публичное приглашение.
Руф попробовал улыбнуться:
— Ладно, доктор, если учуете что-то — бегите!
Смит вошел в дом. Сладковатый запах смерти просочился из гостиной в переднюю. Дверь гостиной была открыта, и доктор заметил там Бима Саттера, сидящего, сгорбившись, в углу; его белое, вытянувшееся лицо вызывало жалость. Слышались неразборчивые слова Эмили, говорящей с людьми из похоронной конторы. Наконец они вышли из гостиной и прошагали мимо Смита. В этот момент Эмили увидела доктора. Она подошла к нему, закрыв за собою дверь, оставив Бима наедине с его отцом.
— Доктор Смит, я за вас волновалась. Вы не обедали!
Он удивился:
— Знаете, миссис Саттер, я об этом даже не думал.
— Я приготовлю вам что-нибудь на ужин, это займет не много времени. Поскольку… поскольку мы не сможем воспользоваться гостиной, я оставила открытым отцовский кабинет, и там разведен огонь. Если вы не против, чтобы подождать там…
— Миссис Саттер, не надо об этом беспокоиться. Судья Кревен пригласил меня поужинать, а также поселиться у него. Я просто отнесу мои вещи в его дом и…
— Ах! — расстроенно произнесла Эмили. — Конечно, я знаю, что вам, должно быть… неприятно оставаться здесь. Но я надеялась, что пока вы живете в нашем поселке…
Доктор понял, что она думала о деньгах. Теперь для нее важен каждый пенни.
— Вам, наверное, будет спокойнее, если кто-то будет у вас жить, — сказал он. — И я, пожалуй, останусь.
— Я была бы так рада, если бы вы остались.
— Тогда договорились. Впрочем, ужинать я буду все-таки у судьи, миссис Саттер. Нам есть что обсудить.
III
Ужин молча подавала экономка судья Кревена. Мягкое освещение обеспечивали стенные лампы с бра и свечи в четырех серебряных канделябрах на столе. Еда была простой, но очень вкусной. Еще перед ужином судья прямо сказал, что не стоит обсуждать расследование в присутствии экономки. Но он оказался отличным рассказчиком, и доктору пришло в голову, что за его словами что-то стоит. Кревен вспоминал свое прошлое — карьеру адвоката в каком-то городишке в Огайо, работу в судейском кресле и отставку в возрасте сорока восьми лет.
— Я довольно удачливый человек, — говорил он Смиту, — в том смысле, что средств у меня больше чем достаточно. Видите ли, доктор, работа судьи стала мне не по нутру. Среднестатистический преступник всегда казался мне продуктом собственного окружения, которое, в свою очередь, есть продукт нашего общества. И меня стало беспокоить то, что я, пользующийся всеми благами, предлагаемыми этим обществом, должен выносить приговор менее удачливому человеку. Конечно, я мог вернуться к адвокатской деятельности, но я подумал, что следует заняться более важной работой — изучением причин преступлений, тщательным анализом этих причин и конструктивной программой их предотвращения.