— У меня тут красиво! — горделиво возразил Финни. — И книги есть, и все, что нужно для души, — да вы сами видели, в буфете. Читать-то я их не читаю, глаза у меня уже не те. Вот картинки разглядывать еще могу. Там интересные попадаются…
— Значит, все, что у вас тут есть, вы подобрали на свалке в карьере?
— Все до последней мелочи, кроме вон тех медалей на стене.
Мередит внимательнее оглядела медали за боевые заслуги.
— Откуда они у вас?
— Наградили, — просто ответил Финни. — Как всех награждали. В последнюю-то войну я служил на эсминце. В нас попала торпеда с немецкой подлодки, эсминец-то подорвался, а меня выкинуло за борт. Два дня пробарахтался в воде, а потом меня выловили. С тех пор ноги у меня слабые. Меня комиссовали по инвалидности, да только ноги с тех пор так и не восстановились. Да ничего, пока я был моряком, кое-чему научился. Минером был. Вот почему меня взяли на работу в каменоломню. Только там я не торпеды подрывал, а камень.
Финни снова шумно хлебнул чаю. Мередит не знала, что и сказать. Как часто мы не обращаем внимания на стариков! А ведь и они когда-то были молодыми и жили в трудное время. Легче всего считать Финни выжившим из ума инвалидом, который почему-то питает особое пристрастие к женщинам в форме. И куда сложнее представить, как Финни барахтается в ледяной воде среди обломков взорванного эсминца и трупов своих сослуживцев!
— Как вы себя чувствуете? — спросила она наконец. — Может, приготовить вам ужин?
Финни помотал головой:
— Нет, не надо. Картошки я себе и сам наварю.
— Давайте хоть почищу!
— Нет, — так же решительно отказался Финни. — Сам почищу.
В гостиной постоянно слышались какие-то звуки: видно, скрипела и стонала рассыхающаяся мебель. Неожиданно Мередит услышала негромкий стук и шорох. Ей показалось, что за окном что-то движется. Она испуганно повернула голову, но сразу успокоилась. Под окном росли старые, разросшиеся деревья и кустарники; длинные ветки, качаемые ветром, время от времени скреблись в стекло.
— Что там? — спросил Финни.
— Ничего. Просто показалось… Ветка стукнула, только и всего.
— По ночам тут еще не такое услышишь, — сказал Финни. — И найдешь тоже!
Он запустил в кружку короткий палец и выудил остатки сахара, не успевшие раствориться.
— Что услышишь, мистер Финни? — спросила Мередит.
Финни слизывал с пальцев сахар и потому пробурчал что-то неразборчивое.
— Что найдешь? — не унималась Мередит.
— Сейчас покажу. — Старик встал и заковылял к комоду. Он довольно долго рылся в его недрах. Вернувшись, он протянул Мередит раскрытую ладонь, на которой что-то лежало. — Вот, возьмите, дарю. Хорошая брошка! Ее только почистить немного, и все.
Мередит осторожно взяла мятый диск из какого-то желтого металла с простой защелкой-булавкой. От грязи и оттого, что вещица долго пролежала в земле, невозможно было рассмотреть орнамент.
— Спасибо, — вежливо поблагодарила она.
— Там лошадь.
— Что?
— Там, на брошке, лошадь выбита. Присмотритесь, сами увидите.
Мередит повертела брошку в руке.
— Д-да… действительно.
— Ее почистить нужно, и все. — Финни злорадно хихикнул. — Те-то, умники, что роются у нас на холме, тоже небось всякие ценные вещи ищут. А им ни в жисть не найти того, что я нашел!
— А что вы нашли, мистер Финни?
Что-то снова треснуло и постучало в стекло. По спине у Мередит пробежал холодок, ей все больше делалось не по себе. Она снова развернулась к окну, но увидела только листья, дрожащие на ветру.
Видимо, Финни решил больше не откровенничать.
— Что нашел, то и нашел, и это дело мое, а не ваше! — Он наклонился вперед. — И потом, я все это обратно зарыл.
— Да что вы зарыли?! — почти закричала Мередит.
— А вот что нашел, то и зарыл. Давно дело было. Поставил я силки на кролика. Запустил руку в кроличью нору, а он, длинноухий, все глубже зарывается… — Финни покачал головой. — Сейчас-то я мяса почти не ем, разве что на Рождество. Под Рождество я езжу в Бамфорд, там для пенсионеров ужин устраивают. Ужин-то отменный, только за столом одни старые хрычи да старухи. Болтают, болтают… Уши вянут. По мне, так лучше здесь, одному.
Поняв, что больше от Финни ничего не добьется, Мередит отважилась на последний вопрос:
— Вам уже получше?
— Да, спасибо. Но завтра я на остановку ни за что не потащусь, что бы тот полицейский ни говорил.
— Какой полицейский? Что он вам говорил?
— Мол, мне обязательно надо быть на дознании, и там меня расспросят, как нашли труп. Завтра, значит, в пятницу.